Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 25
Так вот, я стоял в тот первый день и смотрел на Тоху, а она пускала дым. Я хотел спросить, что она курит – неужели настоящий табак, а не какие-нибудь там сушеные листья малины. Но не стал открывать рот.
– Это яблочный табак, – сказала Тоха, и мне показалось, что она читает мысли. – Хочешь?
Я помотал головой. Тоха помолчала, разглядывая меня, и я вспотел под ее взглядом и пожалел, что не бегал каждый день последние полгода, как советовал диетолог.
– Ты в секцию? – спросила Тоха.
Я кивнул. Она вынула трубку изо рта.
– Раньше когда-нибудь пробовал?
Я не был уверен, спрашивает она про табак или про парусный спорт, но опять помотал головой. Тоха встала, шагнула ко мне и протянула руку.
– Тоха, – представилась она.
Я пожал ее руку своей потной лапой, глубоко вдохнул, как советовал логопед, и раскрыл рот:
– Й-й-йа…
Я заикаюсь всю свою жизнь.
– Й-й…
Тоха смотрела на меня очень серьезно и продолжала держать мою ладонь в своей. Я, как мог вежливо, вытянул свою ладонь наружу, нашел в кармане штанов останки блокнота и огрызок карандаша – я ношу их с собой по совету психолога – и нацарапал: «Яша». Протянул блокнот Тохе. Она прочла, взглянула на меня, и я дернул блокнот к себе и нацарапал рядом с «Яшей» свое полное имя и снова протянул Тохе.
– Якоб Беккер, – прочла она вслух. – Беккер-стрит, – добавила она и усмехнулась. – Ты что, англичанин?
Вообще-то, Бейкер-стрит, но указывать ей на ошибку я не стал. Я помотал головой и накарябал: «Дед немец».
– А, – кивнула Тоха. – У нас соседи были немцы. Видмайер фамилия. Уехали в Германию. Давно, я еще в первом классе была.
Она подождала, испытующе глядя на меня, но я ничего не написал в ответ.
– Так ты чего, заикаешься, Якоб Беккер? – деловито спросила Тоха.
Я кивнул.
– Лечиться пробовал?
Я кивнул.
– И как?
Тут я уже немного разозлился – сколько можно приставать с вопросами. И написал в блокноте поверх «Яши» и «Якоба Беккера» большими буквами, сильно нажимая на карандаш: «НИКАК».
Тоха замолчала, внимательно разглядывая мои каракули, словно в них заключался код к сейфу с золотыми слитками, а потом подняла голову, посмотрела мне в глаза и сказала:
– Я что-нибудь придумаю.
Одинокий воин и его боевой слон
Она придумала, что я должен орать и кричать во всю глотку, как сошедший с ума волчище, – сперва «а», «о», «у» и прочие гласные, а потом слоги, какие захочется. Но до слогов я пока не дошел – мне хватает мороки с гласными. Тоха уговорила меня начать сразу после первой тренировки.
В тот день мы два часа мыли свои четыре «оптимиста» – это такие маленькие яхты, похожие на ванночки с мачтами. «Оптимисты» пролежали в эллингах лет десять, пока яхт-клуб пребывал в полумертвом состоянии. Лодки были серые, грязные, опутанные паутиной и облепленные давно опустевшими домиками личинок, а паруса все в черно-зеленых пятнышках плесени. Мы драили эти корыта и присматривались исподтишка друг к другу – точнее, трое из нас присматривались, а Тоха спокойно работала и думала о чем-то своем. Митрофан мне не понравился своим тонким голосом и постоянными смс, которые он отправлял со своего айфона. Тимур мне не понравился своей самодовольной улыбкой и противными рожами, которые он корчил всякий раз, когда ловил мой взгляд, и многозначительно скашивал глаза в сторону Тохи. И я им обоим – Митрофану и Тимуру – тоже, по-моему, не понравился. Через два часа, когда тренировка уже должна была заканчиваться, наш тренер Антон, успевший два раза попить чаю, второпях показал нам, как настраивать парус, и велел спускать лодки на воду по слипу. Тимур пошел первый и поскользнулся на зеленых водорослях, над чем я злорадно поухмылялся. Правда, мы с Митрофаном поскользнулись в свой черед точно так же. Что было с Тохой, я не знаю, потому что как-то упустил из вида ее спуск, – я в тот момент лежал верхней половиной туловища в своем «оптимисте», нижней половиной свисал в воду и пытался каким-то образом оказаться в лодке целиком. Но как только мне это удалось, меня стало уносить прочь от берега. Я забыл все, что нам говорил Антон о парусе и управлении, яхта меня не слушалась, а бежала вперед и вперед, словно издеваясь надо мной. С берега мне кричал всякие страшные слова Антон – я тогда понял, что наш тренер мне тоже не очень нравится. Да и парусный спорт. А этот чертов «оптимист» я просто ненавижу. И вот когда я уже распрощался с надеждой вернуться назад и думал о том, что за час-другой пересеку водохранилище и наконец-то побываю на его противоположном берегу, где, как говорят рыбаки, в камышах водятся метровые щуки и кто-то жутко воет июльскими ночами, – вот когда я обо всем этом думал, с берега за моей спиной донеслось рычание. Сперва далекое, оно стало приближаться, и я рискнул обернуться. Ко мне, вспенивая воду резиновым круглым носом, направлялся риб. Я тогда не знал, что это называется риб. Резиновая надувная лодка с подвесным мотором. И в рибе сидел не взбесившийся Антон, а Сергей Шевцов, спокойный, как глыба льда на Северном полюсе. Он подошел к моему «оптимисту», переключил мотор на нейтральную скорость, подтянул меня к рибу, привязал к моей мачте конец и негромко сказал:
– Грот выбери.
Я ничего не понял. Он понял, что я ничего не понял, и сам выбрал гика-шкот, поставив парус по центру, чтобы он не болтался туда-сюда.
– Поехали, – сказал Шевцов и неожиданно улыбнулся. На полсекунды, не больше, а потом снова – глыба.
Мы поехали, он тащил моего «оптимиста» за собой на буксире. Антон уже успел выгнать остальных на берег, и вся эта компания стояла на берегу и смотрела, как меня ведут назад как бычка на веревке.
– Помогите Яше, – сказал Шевцов, когда мы приблизились к слипу.
Глазевшие на нас Митрофан и Тимур очнулись и поковыляли к воде. Тоха обогнала их, уцепилась рукой за буксировочный конец и подтянула меня поближе к берегу. Пока мы все четверо неуклюже вытаскивали «оптимиста» из воды, Шевцов негромко что-то говорил Антону, и тот слушал с мрачной и виноватой физиономией. Закончив разговор, Шевцов подошел ко мне, пожал мне руку и сказал, что следующая тренировка в пятницу. А потом пожал руки всем остальным по очереди.
– Спасибо за хороший день, – и он пошел к белому корпусу, где на первом этаже было кафе с верандой и его офис, а на втором хранились старые паруса, веревки, всякие мелочи и дюжина сломанных подвесных моторов.
Никто из нас не понял, была благодарность Шевцова искренней или он так иронизировал, – он умеет быть абсолютно непроницаемым. Но в тот момент, когда я смотрел ему вслед, я решил все-таки остаться в секции и дать «оптимисту» шанс.
После тренировки Тоха повела меня на самый дальний конец пирса и стала излагать свой план лечения меня от заикания.
– Давай кричи! – сказала она.
Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 25
