Разговаривала с дворником Нурали.
Он почти совсем по-русски не говорит.
– У тибе жена есть? (путает с мужем).
– Есть (сказала я). О Русь моя, жена моя!
– Муж (твердо сказала консьержка Рая, которая стояла с нами). Нету.
– У тибе? (спросил Раю Нурали).
– Умер (сказала Рая, вдова).
– Плохо (сказал Нурали).
– Нету (сказала Рая).
– Тоже умер (сказала я).
– Новый будет (сказал Нурали).
– Не будет (сказала Рая). Такого уже не будет.
– Как Русь? (спросил Нурали).
– Ага (сказала я).
– Когда? (спросил Нурали, имея в виду смерть моего мужа Руси).
– В 1917-м (сказала я).
– Да перестаньте! (сказала мне Рая).
Нурали что-то шептал про себя (вычисляя, наверно, год).
– Ты шутка сказал? (спросил он меня).
– Она все время так (сказала Рая). Ты ее не слушай, Нурали.
– Я понимает. Революция!
– Во-во (сказала Рая). Великая социалистическая.
– Фубля (сказала я).
– Что? (спросил Нурали).
– Что? (спросила Рая).
– Это я так (сказала я). Ну, за мир во всем мире?
– Да! (хором сказали Рая и Нурали).
Вы там держитесь
Мама пошла намедни к консьержке Оле и сказала ей, что если та будет выгонять ейную кошку Мусю на ночь, то Диля ее типа «в газетах пропишет».
Вопреки ожидаемому, Оля засияла:
– Правда?
(Прямо чеховский Митя Кулдаров, который радовался, что в газете написали, как он в пьяном виде под лошадь попал.)
Мама сменила тактику:
– В американских.
Оля сделала стойку:
– Эт как?
– А так! (сказала мама злорадно). Она сотрудничает с американскими газетами. И там прочитают, что русские такие жестокие, что выгоняют кошек на ночь!
Оля покраснела.
И говорит:
– В американских не надо. И так они думают, что мы тут с медведями по улицам ходим.
– С Медведевым? (спросила мама).
– Если бы! (сказала патриотка Оля).
– Если бы ты могла ходить с Медведевым, то куда бы ты с ним пошла? (спросила мама).
– Например, в магазин (сказала Оля). Купить ченить. У него, наверно, денежка водится.
– Нет у него денежки: он сам говорил – денег нет, но вы тут не скучайте – что-то в этом роде. Типа держитесь. Типа всего вам доброго и так далее.
– Точно как мой Василий, алкабан проклятый. Вежливый, сука: все пропьет, а потом лыбится: денег нет, говорит, денежки тю-тю, но ты, Оль, не скучай, держись, блять!
– Кто – блять? (спросила мама).
– Да никто (неохотно отозвалась Оля). Присказка.
– А сказка впереди (сказала мама мрачно).
И пошла дальше в магазин.
Но Муся больше таки не плачет: подействовало.
Памятник Навуходоносору
Шла мимо консьержек – вся из себя, вырядилась. (Ну там ходила по кое-каким делам.)
Они мне и говорят:
– Все цветешь? По какому случаю разоделась?
– Седня (говорю) у Пушкина ДР.
– А! (сказали они хором). А мы вот пропустили. А вы что, празднуете?
– Ну да (говорю). На Красной площади. Жириновский придет, будет его стихи читать (они многие любят Жириновского).
– Про памятник? (почему-то спросила консьержка Оля).
– Ага (говорю). Тем более ему тоже памятник поставили.
– Вот это правильно (сказала Оля). Хороший он человек.
– Ну да – прекрасный человек. А памятник ему еще лучше. Говорят, Пушкина снесут и поставят на его месте Жириновскому. Собянин так решил.
Консьержки призадумались.
Надя говорит:
– По-моему, это слишком уже.
Оля говорит:
– Ну не все же Пушкину стоять и стоять. Памятники тоже менять надо. (?!)
– Ну да (говорю). Места всем не хватает. Потом Жириновский лет 10 постоит, еще кого-нить поставят.
– Кого? (спросили они хором).
– Пока секрет (говорю). Решение еще не принято.
– Ну а все-таки? Ты же вот там вращаешься, все знаешь. (?!)
– Валтасару. Или Навуходоносору.
– А кто это? (опять хором вскинулись).
– Депутаты Мосгордумы.
– Какие-то странные фамилии, нерусские (сказала Оля).
– Наоборот (говорю). Один вятич, другой – кривич.
– Понятно. Только от тебя и узнаёшь новости.
– Вы спрашивайте (говорю). Я всегда рада поделиться.
Антрополог Израилевич
Пошла на помойку мусор выносить. Гляжу – валяется шикарный крепеж для душа: почти новый, немецкий. Наверно, кто-то купил себе еще лучше и этот выбросил.
Обрадовавшись (у меня нет крепежа), стала я его грузить в свою тележку.
Тут откуда ни возьмись является Петрович.
– Ты зачем мой крепеж стырить хочешь? (сказал Петрович).
– Это мой крепеж, Петрович. Я сначала его вчера выбросила, а потом вдруг ночью о нем стала думать, соскучилась и вот пришла его обратно забрать. Ты мой маленький (обратившись к безмолвному крепежу, сказала я).
