— Должен вам сказать, что Эмма своевольна и темпераментна. Несмотря на свою оплошность, она остается ужасно гордой и упрямой. Из нее мог бы получиться отличный сын, если б ей посчастливилось родиться мужчиной. Итак, мы можем немедленно приступить к обсуждению дела.
Алан обошел стол.
— Не думаю, что нам есть что обсуждать, — заявил он.
Лорд Кортни молча уставился на него.
— Я никоим образом не заинтересован в вашем предложении, милорд. Да, я нуждаюсь в деньгах, но не настолько, чтобы связать свою судьбу с женщиной, которую даже не знаю, да еще возложить на себя ответственность за воспитание ее внебрачного ребенка.
Он направился к двери.
— И все же подумайте над моим предложением, — бросил ему вслед лорд Кортни.
— Тут и думать не о чем. — Алан остановился и оглянулся. — Шлюха — она и есть шлюха. — Голос его звучал язвительно.
— А бастард — он и есть бастард. — Глаза Кортни сузились. — Чье бы имя он ни носил, это не меняет факта, что он был рожден вне брака.
Алан резко и неприязненно кивнул и поспешил покинуть комнату, пока разговор не принял еще более гнусный оборот.
Детский плач, ворвавшийся в галерею из ближайшей комнаты, пригвоздил его к месту. Затем в дверях появилась Рита Кортни. Она раздраженно хмурил тонкие бровки. При виде Алана ее голубые глаза расширились.
— Так-так, — произнес он. — Наконец-то мы снова встретились.
— Зачем ты сюда явился? — прошипела девушка.
— Предполагал увидеть тебя, но у твоего папаши другие планы.
Рита наградила Алана убийственным взглядом.
— Ты не имеешь права здесь находиться. Во время нашего последнего разговора я ясно сказала, что больше не желаю тебя видеть.
Он пожал плечами и изобразил ленивую полуулыбку.
— Я знаю, однако, что женщины часто меняют свои решения.
Рита вздернула подбородок, глаза ее были холодны, как голубой фарфор.
— К счастью, я не отношусь к женщинам подобного рода.
— Разве? — Он зло рассмеялся, вызвав краску на ее лице.
— Убирайся отсюда, — прошипела она, сжав свои маленькие ручки в кулаки.
— В чем дело, милая? Или, подцепив маркиза, ты решила, что слишком хороша для нас, простых смертных? Раньше ты так не думала.
— Гнусный подлец! Негодяй! Развратник!
— Стерва, — бросил Алан настолько безразлично, насколько позволяла закипавшая в нем злость.
Повернувшись спиной к Рите, он зашагал по галерее к массивным входным дверям. Слуга собирался открыть перед ним дверь, но, достигнув выхода раньше лакея, Алан с такой силой распахнул ее, что она с грохотом ударилась о стену.
На улице было холодно. Он забыл плащ, однако готов был замерзнуть, только бы не возвращаться. Алан не мог поверить, что оказался настолько глуп и наивен решил, будто эта хорошенькая маленькая мегера действительно хочет его видеть. Он, наверное, окончательно спятил, если явился сюда. Впрочем, это неудивительно. Уединенность йоркширских пустошей может привести любого теплокровного мужчину на грань отчаяния.
Опустив голову, он шел по кирпичному тротуару, глаза его увлажнились от холода и тумана, мысли буквально жгли мозг.
Фигура в плаще с накинутым на голову капюшоном возникла так внезапно, что Алан успел лишь слегка притормозить, дабы не налететь на нее. Но они все равно столкнулись. Молодая женщина отскочила, попятилась и, заскользив подошвами по обледенелому тротуару, с легким вскриком приземлилась на зад.
— Вы болван! — закричала она.
— Надо смотреть, куда идете, — резко ответил Алан.
Девушка, сердито фыркнув, протянула ему руку, но он оставил ее жест без внимания. Издав возглас негодования, дама с трудом поднялась, выпрямилась… И встретилась взглядом с обидчиком. Глаза ее близоруко сощурились, а затем удивленно распахнулись, когда она узнала его.
— Вы?
— Я, — согласился Алан, с презрительной усмешкой откинув ее капюшон. — А вы, должно быть, Эмма? Похоже, у всех Кортни манеры Аттилы.
Девушка попятилась. Она снова натянула на голову капюшон, но Алан успел заметить копну густых красно-каштановых волос. Ее глаза казались большими. Их зеленоватый оттенок выгодно оттенялся яркими пятнами негодования на щеках. Ее скулы так и пылали. Неожиданное открытие взбудоражило Алана, как холодный северный ветер: если это действительно Эмма Кортни, то она совсем не безобразна. Отнюдь.
— Что вы здесь делаете?! — негодующе воскликнула она.
— Собирался повидаться с вашей сестрой, однако…
— И вы видели ее? Да? Видели? Отвечайте же, черт возьми! — Эмма нетерпеливо топнула ногой.
Глаза ее полыхали огнем под черными дугообразными бровями. Боже милостивый, похоже, девица так же взбалмошна и сумасбродна, как и вся их семейка.
— Да, — бросил он, — я ее видел. Как и мальчишку. — Он наградил собеседницу прославленной улыбкой Шериданов — холодной, расчетливой и презрительной. — Легкие — как кузнечные меха. Судя по всему, у него темперамент мамочки. Или папочки… Вы знаете, кто отец ребенка, мисс Кортни?
Ни один мускул не дрогнул на лице Эммы, но Алан чувствовал, какая неистовая ярость клокочет в ее душе. Он видел такой же жестко сжатый рот, такой же немигающий стеклянный взгляд на лице матери. Он знал, что внутри у нее все дрожит.
Не говоря ни слова, она отвернулась и, ровно держа спину, зашагала по обледенелому тротуару с грацией канатоходца.
Заносчивая маленькая шлюшка. Задирает нос, будто она лучше его.
— Мисс Кортни! — крикнул Алан.
Девушка приостановилась и оглянулась.
— А сколько у вас татуировок?
Ее подбородок обиженно дернулся вверх. Подхватив юбки, она бросилась к дому, не удостоив его даже бранного слова в ответ. На крыльце стоял дрожащий дворецкий с забытым плащом Алана в руках. Эмма выхватила у него плащ, оглядела его и медленно повернулась к Алану. Снисходительно улыбнувшись, она заявила:
— Настоящий джентльмен никогда не позволит себе носить одежду, находящуюся в таком ужасном состоянии. Воротник совсем обтрепался, сэр.
С этими словами она швырнула подбитую атласом накидку в грязную лужу.
Эмма вбежала в ближайшую комнату, откинула бархатную портьеру и ладонью расчистила круг на запотевшем стекле. Алан Мердок Шеридан садился на лошадь. Вид у него был продрогший и злой. Мокрый плащ он набросил на плечи.
Как он великолепен! Черные волосы, развевающиеся на ветру, обрамляют изящные черты лица, непреклонного и безжалостного в своей силе. Его аристократизм отчетливо проявляется в очертании высоких скул и благородного лба. Губы растянуты в презрительной и надменной усмешке — словно он бросает вызов всему миру.
