– Восемь лет, – тот в ответ пожимает плечами, – Я знаю, какое меня ждёт наказание.
– И вы осознаёте, что вы восемь лет можете не увидеть своих… Любимых людей?
– Осознаю, – он виновато опускает глаза, а потом смотрит на меня, отзеркалив мою боль, – Мне очень жаль, Соня, – говорит неслышно, просто шевелит губами, но я его понимаю.
Я изо всех сил держусь, чтобы не разреветься в голос.
Это неправильно.
Это несправедливо.
Это нечестно.
– Но вы можете прийти ко мне на свидание, – добавляет он с фальшиво–шутливой интонацией, но я распознаю за ней кое–что иное.
Надежду.
– Это было бы неуместно, Ильмар. Мы очень долго не увидимся, – тихо добавляю я, – Может быть, никогда.
Пытаюсь скрыть печаль в моём голосе, но вряд ли мне это удаётся. Видеть его здесь и сейчас… Это больно.
Знать, что я не увижу его долгих восемь лет ещё больнее.
Он кивнул, быстро сморгнув. Я заметила влагу на его глазах, но от этого мимолётного движения век она исчезла и передо мной снова было то же сосредоточенное лицо, что и несколько минут назад в зале суда.
Стучу в дверь, она открывается, и я медленно иду по коридору. Так же медленно я возвращаюсь на своё место, когда перерыв закончился. Практически не слышу приговор, смотря только вперёд, теперь уже на осуждённого.
Терплю изо всех сил, до крови кусая щёку изнутри.
Я не заплачу. Не–зап–ла–чу.
Его уводят те же два охранника, а я пытаюсь отвести взгляд. Последний раз вижу его лицо – жадно впитываю глазами каждую чёрточку, ставшую такой знакомой. Потом профиль и затылок с короткими волосками. Мысленно прошу его обернуться в последний раз, и чувствую, что моей выдержке приходит конец – глаза начали наливаться слезами. Ничего не слышу, не замечаю вокруг – только его светлые глаза, когда он оборачивается.
В последний раз.
Он уходит, а я остаюсь в зале заседания. Сжимаю кулаки так сильно, что чувствую боль в ладонях – ногти впились в кожу. Ухожу только тогда, когда замечаю, что почти все разошлись и на меня косятся. Иду на слабых ногах по коридору; стены давят, давят, невыносимо давят на меня. Наваливаются тяжёлым грузом, так сильно, что дышать становиться больно.
Изо всех сил, которых в общем–то и не осталось толком, выбегаю из здания и бегу по парковке к своей машине. Ладони рухнули на капот, по которому барабанили капли дождя – я даже не заметила. Чувствую холод – одежда начала промокать, но залезть в сумочку за ключами не могу. Такое чувство, что я, как бумажный цветок, расплываюсь под водой, становлюсь бесформенной и уже больше ничто не сможет собрать меня воедино. Да, дождь кончится; промокшая бумага высохнет, но прежним цветком она уже никогда не станет.
Тёплая рука ложиться на моё плечо, и я резко выпрямляюсь.
– Софья, – произносит знакомый голос.
Такой же, как и у него.
– Софья, простите нас. Мне очень жаль.
Я медленно поворачиваюсь, не обращая внимания на воду, заливающую моё лицо вместе с солью моих слёз.
– Вы не у меня должны просить прощения, Ильмар, – говорю я, громко всхлипывая, – А у брата. Именно он будет сидеть вместо вас восемь лет в тюрьме. За ваше преступление.
– Знаю, знаю, – он виновато опускает глаза, прикрытые козырьком чёрной кепки, – Я просил прощения и у него. Но перед вами тоже виноват. Мне, правда, очень жаль, – повторяется он.
Смотреть на него ещё больнее. Почему он здесь, а не его брат? Почему он, а не Эрвин?
– Простите, что… Мне жаль, – в третий раз повторяет он, отпуская моё плечо.
– Я надеюсь, это принесёт вам счастье – то, что вы сломали нам жизнь, – выпаливаю я, – Вам, вашей жене и будущему ребёнку!
Он вздрагивает, словно я ударила его наотмашь. Сжимает губы, отворачивается и уходит. Я медленно сажусь на капот своей машины и больше не сдерживаю рыданий – просто утыкаюсь лицом в ладони и плачу.
Омываю слезами свою неудачную любовь.
Когда воды в моём теле больше не осталось, я вытерла лицо, открыла машину и села на водительское сиденье. Закрыла глаза, опустив голову на подголовник и вернулась туда, в наши последние дни вместе, ругая себя за мазохизм.
Но всё, что у меня осталось от него, от нас – это воспоминания.
ШАБЛОНЫ
I kinda noticed something went right
In your colorful face
It's kind of weird to me
Since you're so fine
If it's up to me your face'll change
Justin Timberlake «Like I love You»
Ледяной воздух кружил под ногами и врывался прямо под юбку – дёрнуло же надеть чулки, вместо плотных и тёплых колготок. И для кого так старательно наряжалась? Мужчина оказался ниже меня ростом, с приличным пивным пузом – не чета кубикам пресса, которые были на его фотографии в интернете.
Почему я вообще пошла на это свидание? Мало того, что пришлось тратить на дорогу почти час времени, так ещё и оказалась в Богом забытом кабаке с «живой» музыкой – караоке. Если бы я знала, что в этом заведении будут орать «Владимирский централ» практически без остановки, я бы надела спортивный костюм и взяла с собой пакет семечек, чтобы соответствовать обстановке. Но нет же. И причёску соорудила, лицо нарисовала, юбку с блузкой приличную нашла в шкафу. Даже тонкие капроновые чулки со стрелкой сзади напялила. И всё это для кого?
Для чувака, который в свои сорок выглядит на все пятьдесят; зачёсывает жидкие волосики на лысину; и, по всей видимости, не слышал о том, что такое дезодорант.
Я глубоко вдохнула морозный февральский воздух и покачала головой. Попыталась включить свой мобильный ещё раз, но тот разрядился полностью. Осмотр улицы не показал ни одной машины с шашечками, и я уныло побрела в сторону шоссе – может быть повезёт, и поймаю такси или попутку.
Каблуки невысоких полусапожек утопали в тонком слое снега. Причёску изрядно потрепал ветер, надо было бы накинуть капюшон дублёнки на голову. Шла по тротуару, внимательно смотря на дорогу, а потом сделала пару шагов в сторону, к обочине – вдалеке замелькали фары.
Мимо пролетел светлый внедорожник – даже руку не успела поднять. Я вздохнула и посмотрела ему вслед, а потом радостно встрепенулась, когда увидела красные стоп–сигналы. Помялась с ноги на ногу, пока водитель сдавал задним ходом и широко улыбнулась, когда остановился передо мной.
– Здравствуйте, – просипела я в медленно опускающееся стекло, – Вы не подбросите меня до центра? Мобильный разрядился, такси никак не вызвать.
Он оказался вполне себе миловидным мужчиной и мягко улыбнулся:
