БОльшую часть спальни занимает огромная кровать с балдахином. У стены примостился письменный стол, на котором в беспорядке лежат книги и бумаги. Маленький диван и кушетка, обитая бархатом, прекрасно гармонируют с инкрустированным антикварным комодом и стульями из сандалового дерева. Женщина сбросила пальто и осталась в серой юбке и желто-красном жакете. Закрыв лицо руками, она стала медленно раскачиваться из стороны в сторону, словно впала в глубокий транс.
Внезапно в дверь тихонько постучали. Женщина вздрогнула и оглянулась. Мужчина, один из тех, что были в церкви, в большой шинели и фуражке, с высоким лбом и глубоко посаженными глазами, нежно обнимает ее и вытирает слезы, градом катящиеся по щекам. Бережно и внимательно, словно держит в руках хрупкую вазу, он раздевает женщину и несет ее к кровати.
Отвернувшись к стене, женщина терпеливо ждет, пока он снимет свою заплатанную одежду. В отблеске огня его изможденное худое тело кажется еще белее.
Мужчина и женщина лежат в огромной кровати, потерявшись в нагромождении собственных мыслей и воспоминаний о семье, друзьях, видениях из прошлой жизни. Любовь, словно спасательный круг, вырывает их из пучины безвременья и приносит облегчение.
Под тихое потрескивание огня в камине две несчастные души забываются сном.
2
Бреслау[4], Силезия, Восточная Германия
За три месяца до описанных событий, сентябрь 1944 года
Мими фон Гедов застыла от изумления — какой-то солдат бросил на стол вещевой мешок и с отвращением сплюнул на грязную скатерть. Мими с ужасом смотрела на происходящее и попыталась улыбнуться, когда солдат помахал ей рукой. Она опустила глаза, закурила и стала нервно постукивать зажигалкой о края пепельницы, в которой уже лежали три окурка со следами помады. Выглянуло солнце, и Мими решила было снять теплый жакет, но внезапно набежавшие кучевые облака помешали ей это сделать. Она выбрала одну из трех книг, лежавших на столе, и начала перелистывать страницы.
— Еще не пришел?
Мими напряглась.
— Он никогда не отличался пунктуальностью.
— Он придет, не волнуйся. Может, еще бокал вина?
Мими с улыбкой посмотрела на огромную мужскую фигуру, склонившуюся над ее столиком.
— Благодарю вас, герр Райнхарт. Вы меня балуете.
Герр Райнхарт одобрительно кивнул:
— И получаю от этого удовольствие.
Мими заслонила глаза от солнечного света. Перед ней стоял грузный мужчина. Пуговицы на его жилете, судя по всему, были застегнуты с трудом. Свисающий подбородок, затянутый на толстой шее галстук…
— Разреши присоединиться к тебе, ну, пока он не придет?
— Конечно. — Мими наклонилась и отодвинула стул.
Райнхарт уселся и налил себе бокал вина.
Какое-то время они молча смотрели перед собой.
Рыночные лотки и тележки выстроились по периметру площади. Овцы столпились у корыта с водой. Мулы, лошади и крошечный пони ростом с немецкую овчарку были привязаны к ограде. Юные и уже немолодые солдаты вермахта[5] разлеглись на земле, пили, курили и смачивали голову водой, спасаясь от жары.
— Он обязательно придет. Ведь он влюблен в тебя.
Мими удивленно посмотрела на Райнхарта.
— Мы просто друзья. Старые друзья, и не более.
— Я тоже стар, достаточно пожил на этом свете, чтобы разбираться в таких вещах.
Мими откинула голову и заливисто рассмеялась. Тревога, сковавшая ее тело, отступила. Однако, напустив на себя строгий вид, она сказала:
— Надеюсь, вы не рассказывали об этом посетителям кафе. Я все-таки замужняя дама.
Райнхарт загадочно улыбнулся и покачал головой. Проплывающее по небу облако закрыло палящее солнце и принесло немного прохлады, вместе с которой к Мими вернулось чувство беспокойства.
— Я не видела его с сорок первого года… Последний раз мы встречались еще до начала войны, до того как Германия напала на Советский Союз. Ему многое пришлось пережить, ведь так?
Райнхарт кивнул.
— И?..
Старик пожал плечами:
— Что я могу сказать? Я же его раньше не знал.
— Очень жаль. Он был таким милым и невероятно талантливым. Мы здорово проводили время в Берлине. Мне его очень не хватает.
— А мы, провинциалы, тебе не подходим?
— Натруженные ноги, картофельные поля?
— А чем тебе не угодил картофель?
— А как насчет натруженных ног?
— Вот почему мы носим такую широкую обувь.
Райнхарт поднял ногу, чтобы показать двухцветный ботинок, и сидящие неподалеку посетители громко рассмеялись.
Как только солнце снова показалось на горизонте, обласкав своим кристальным светом крыши и колокольни, над столиком нависла большая тень. У этой тени был мужской силуэт и офицерская фуражка.
— Графиня фон Гедов, надо полагать?
— Макс! Макс фон Шайлдитс!
Мими вскочила и бросилась в распахнутые объятия своего старого приятеля. Какое-то время они стояли, не в силах оторваться друг от друга.
— Дай на тебя посмотреть. — Мими немного отодвинулась от Макса. — И сними фуражку. Она тебе не идет.
Макс выполнил ее просьбу и замер, как статуя, которой любуются посетители музея. Мими принялась внимательно изучать экспонат.
— Выглядишь на пятнадцать.
В Максе и вправду было что-то мальчишеское, озорное, и даже военная форма не добавила ему солидности. Только в глазах читалась усталость. Он громко щелкнул каблуками и склонил голову:
— Могу я к вам присоединиться, графиня? Герр Райнхарт?
Хозяин кафе быстро поднялся:
— Я пойду, меня ждут. Вам, как обычно, рюмочку шнапса, капитан?
— Да, благодарю вас.
Мими и Макс улыбались, словно опять привыкали друг к другу. Они закурили, не решаясь смотреть друг другу в глаза. Внезапный порыв ветра слегка взъерошил каштановые волосы Макса, и Мими заметила, что на его кителе не хватает пуговиц. «Да, ему никогда не удавалось выглядеть опрятно, даже в самых дорогих костюмах».
— Очень рада тебя видеть, Макс. Я так по тебе соскучилась!
Макс наклонился и поцеловал ей руку.
— Я тоже. Да, давненько мы не виделись.
— Ты не похож на солдата.
— Да уж. Это тебе не музыку сочинять или книги писать. Я за пианино уже год как не садился. А поэзия? Там, где я побывал, вдохновения ждать не приходилось.
