Утконос засуетился, Когда встретил кенгуру… Вот был бы класс пообедать с ней сейчас… Ведь я люблю тебя одну, я люблю тебя одну…
Для Эбби эта песенка быстро превратилась в символ Австралии. Весь день она хлопотала по хозяйству под завывание этой незатейливой музыки, доносившейся с лениво несущей свои воды реки.
Нельзя сказать, чтобы мотивчик у нее уже в зубах навяз и начал раздражать девушку, но если Джоку он вскоре и не наскучит, то ей — наверняка. Люк зовет этого мужчину Джоком, поскольку его настоящего имени не знает. Говорит, что никогда не встречался с ним. Но день за днем Джок сидел на своей лодке и пялился на ее дом — еще одно недремлющее око.
— Ты смотришь на него не меньше, чем он на тебя, — совершенно резонно заметил Люк.
— Просто мне кажется, что он с меня глаз не сводит.
— Тогда задерни шторы, и дело с концом.
— Можно, конечно, и так, но мне нравится глядеть на реку. Она такая прохладная. И вообще, если я задерну шторы с этой стороны, с другой все равно останется миссис Моффат с Милтоном. Или кукабарры с глазами-бусинками. Или этот ходячий ужас, Дедра.
— Ты у меня, слава богу, красавица, есть на что поглядеть, милая. К тому же я не думаю, что всем этим людям очень интересно, чем ты тут весь день занята.
— Я тоже так считаю, просто им больше заняться нечем. Этот ленивец на лодке и Милтон, который к креслу прикован.
Люк снова рассмеялся. Он никак не желал воспринимать ее всерьез.
— В таком случае доставь им удовольствие.
Муж не понимал, что за эти восемь недель у нее уже начала складываться фобия. Ей все время чудилось, что за ней наблюдают. Не понимал, и не надо, лучше ему вообще об этом не знать.
И все же напряжение Эбби росло день ото дня. Она пила кофе под бесконечное завывание «Ведь я люблю тебя одну, я люблю тебя одну…» и внезапно вздрогнула от неожиданности, поймав в окне какое-то движение: розовый отблеск, который тут же исчез из вида. Эбби вздохнула и замерла в ожидании.
Вскоре, как она и предвидела, в окне появилось маленькое лисье личико. Остренький носик прижат к стеклу, худосочное тельце в розовой рубашке и джинсах застыло в неуверенной позе, на лице — нерешительная улыбка.
Дедра, дочь Лолы, собственной персоной, ждет, когда ее пригласят в дом. Эбби никогда в жизни не встречала столь безобразного ребенка и именно поэтому не могла жестко обойтись с бедняжкой, хотя Дедра тоже страдала общим семейным недостатком — назойливостью. К тому же девчушка чем-то напоминала Эбби ее саму, ее одинокое детство с отчимом и молодой матерью, которая была слишком хороша и слишком занята собой, чтобы обращать внимание на интересы и нужды дочери от первого, не слишком удачного брака. Эбби, конечно, не заглядывала в чужие окна, как это делала Дедра, но она понимала, что значит быть одной, отрезанной от мира, всегда с завистью смотрела на чужое счастье и чувствовала себя так, словно ее и этих людей разделяет глухое непробиваемое стекло.
Поэтому Эбби и не могла резко обойтись с Дед-рой, в результате чего девчонка привязалась к ней и все время слонялась рядом, молча заглядывала в окна, гуляла по саду или сидела на камне на склоне холма, наблюдая за домом неподвижными глазами ящерицы. У Дедры было худенькое бледное личико, торчащие во все стороны светлые волосы и длинные белесые ресницы. Несмотря на свою худобу, она «жрет как лошадь, — жаловалась ее мамаша, — но, видно, не в коня корм. Куда только все девается? Вся в папочку пошла, который в Сан-Франциско живет». Или в Сингапуре? Или на Луне? Хотя девочка и ходила в школу, друзей у нее не имелось. Она находилась в полной изоляции, то ли по своей воле, то ли ровесники избегали ее — не разобрать. Никому не известно, что происходит в голове этого странного создания.
Но сегодня Дедра изменила своим привычкам и смело постучала в окно, в руках — какой-то маленький предмет.
Эбби неохотно подошла к двери:
— Привет, Дедра. Ты почему не в школе?
— У нас выходной.
— Тогда почему бы тебе не заняться чем-нибудь поинтереснее? Заглядывать в чужие окна — занятие не из самых увлекательных, как мне кажется.
Чистые невинные глаза округлились от удивления.
— Да чем тут займешься?
— Ну… мама твоя на работе…
Дедра пожала плечами:
— Она сказала, что купит мне новое платье, если у нее время будет.
Тоненькие запястья Дедры вечно слишком далеко высовывались из рукавов школьной формы, а юбки поднимались все выше и выше, оголяя худые длинные ноги. Но сама Лола всегда одевалась по последней моде. «Приходится», — как бы извинялась она. Нельзя работать в шикарном салоне и выглядеть оборванкой. Отец Дедры не появлялся с самого рождения дочери. Оставалось лишь теряться в догадках, носила ли Лола имя миссис Хендерсон по закону. Глядя на дочь, мать постоянно твердила, что, по крайней мере, имя девочке выбрали подходящее. Это действительно что-то с чем-то!