Купив по дороге коробку соку, она пересекла площадь Святого Марка и пошла в сторону сада Симплици. Там Беатрис уже давно облюбовала скамеечку в укромном уголке у фонтана, практически скрытую от посторонних глаз зарослями роз и жимолости. Теперь, когда ветки покрылись молодой листвой, живая изгородь стала непроницаемой.
Именно поэтому девушка сначала не заметила, что на ее скамейке кто-то сидит. А когда заметила, было уже поздно.
Однако Эжен Делакруа не услышал шагов по гравийной дорожке и не поднял взгляда. В руке он держал карандаш и старательно рисовал что-то на листе бумаги. Беатрис наметила план бегства, в душе проклиная еще одно совпадение и то, что она не догадалась сначала проверить, нет ли здесь кого.
Тут Эжен словно почувствовал ее присутствие и обернулся. В глазах его мелькнуло странное выражение, а на губах показалась нерешительная улыбка. Теперь уж разговора не избежать!
— Привет, — нехотя произнесла Беатрис. — Извини, что помешала. Просто это мое любимое место. Я всегда тут сижу.
— Прости, я не знал. — Казалось, ему в самом деле неловко оттого, что он оккупировал чужую территорию. — Сейчас уйду. Просто это единственный куст во всем саду, где на розах уже появились бутоны.
Эжен закрыл альбом и потянулся за сумкой.
— Да что ты, Бог с тобой. Рисуй на здоровье. А почитать я могу и на любой другой скамейке. — Она и не думала, что этот американец способен вести себя так любезно.
— Ладно, зачем нам друг друга изгонять. Мы тут отлично поместимся вдвоем. Я буду спокойно рисовать свои цветочки и постараюсь тебе не мешать, идет?
И Эжен улыбнулся так мило, что отказаться не было сил. Действительно, когда еще выпадет возможность посидеть наедине с предметом заветных дум? Можно помечтать, что он пришел сюда специально ради нее и сейчас посмотрит ей в лицо своими потрясающими серыми глазами и скажет нежно…
Юноша и в самом деле смотрел на Беатрис, но внимание его привлекла не столько девушка, сколько книга, которую она держала в руках.
— Ты что, тоже по-латыни читаешь? — удивился он. — Как забавно! Я, кажется, только вчера сдал в библиотеку именно этот экземпляр «Метаморфоз».
— Да, сеньора Фабиани мне говорила. Не думала, что в Штатах учат мертвые языки, — сказала Беатрис, мучительно желая продолжить с ним беседу, пусть даже на столь мало интересную тему.
— Ну, в Штатах разные люди живут, — усмехнулся Эжен. — Да и потом, мои родители хоть и иммигрировали, но не потеряли связи с родиной. Мы дома всегда говорим по-французски. Вот я и пытаюсь слиться со своей «бабушкой», старушкой-Европой. Начал с латыни. За греческий пока не брался — из-за работы времени не хватает.
Беатрис даже помыслить не могла, что кто-то способен совмещать интенсивную учебу, — а Эжен отнюдь не относился к отстающим, — и работу. Вероятно, ему приходится самому платить за обучение. Юноша не выглядел особенно обеспеченным: ходил в простых джинсах и клетчатых рубашках, ездил на автобусе, никогда не хвастал подарками от богатых родственников.
— Тебе, наверное, тяжело приходится, — сочувственно произнесла Беатрис, испытывая легкий стыд за свою беспечальную жизнь. — Я бы так не смогла.
— Ничего, я уже приспособился, — скромно ответил Эжен. — Ладно, не будем о грустном. Давай-ка, лучше перекусим, а то я от голода плохо соображаю. У меня припасена пара сандвичей на этот случай.
Он достал из сумки сверток и развернул его. Внутри оказались два ломтя хлеба с ветчиной, салатом и маслинами, щедро политые соусом. При виде угощения у Беатрис потекли слюнки — последний раз она ела за завтраком.
— А у меня как раз есть сок, — вовремя вспомнила она, радуясь своей предусмотрительности.
— Ну, тогда у нас получится настоящий пир! — воскликнул Эжен и широко улыбнулся.
Его явно радовала перспектива разделить трапезу с этой милой девушкой. — Выбирай, какой на тебя смотрит.
Беатрис взяла бутерброд, который показался ей меньше, перекрестилась, мысленно благодаря за хлеб насущный, и принялась за еду. Так воспитала ее мама, набожная и добросердечная женщина, желавшая вырастить из дочери хорошую христианку, и многие привычки прочно вошли в сознание девушки.
Эти же привычки нередко служили причинами многих бед Беатрис. Она порой жалела, что не может так же легко относиться к жизни, как многие ее сверстницы, не готова завязывать ни к чему не обязывающие отношения с молодыми людьми, не согласна ограничивать идеалы только материальным благополучием. Иногда она стыдилась своей несовременной морали, но одного взгляда на портрет умершей матери хватало, чтобы снова продолжать идти по выбранному пути. Если я так поступлю, мама огорчится, думала она в тяжелой ситуации и делала, как считала правильным. Пусть даже остальным этот поступок казался смешным и нелепым. Вот и теперь Беатрис невольно смутилась. Что подумает этот веселый американец? Конечно, вслух он ничего не скажет, все-таки человек воспитанный, но в душе наверняка посмеется над старомодной барышней. Однако в глазах Эжена не было ни тени насмешки. Напротив, он смотрел крайне серьезно, ей даже показалось, что с некоторым восхищением.
— Знаешь, — тихо произнес он, — это хорошо, что еще есть люди, которые задумываются о сути вещей. Сейчас мало кто беспокоится о чем-то кроме собственного кошелька, даже среди творческих людей.
Беатрис облегченно рассмеялась. Этот парень нравился ей все больше и больше. С ним было легко, словно она встретила старого друга, с которым давно не виделась. Ей хотелось говорить с ним о прочитанных книгах, о планах на будущее, рассказать об отце с матерью, о своих тайных мечтах. Неужели это и есть ее прекрасный принц?
— Ну, я-то никакой не творческий человек, — вздохнула девушка. — Рисовать я не умею, да и не люблю. Просто поехала вслед за сестрой, чтобы дома не сидеть. Сузан-то у нас настоящий талант, а я так…
Как-то само собой получилось, что она поведала ему об отце, обо всех своих переживаниях, о неуверенности в себе, о желании бросить колледж, о еще не начатой картине. Эжен внимательно слушал, не перебивая и не выказывая ни малейших признаков неудовольствия. Наконец Беатрис замолчала и мгновенно залилась краской. Ну вот, теперь он будет обходить ее стороной. Как будто нельзя было найти другого человека, чтобы поплакаться в жилетку.
Беатрис сидела неподвижно, низко склонив голову, ожидая резкого слова или равнодушного: «Ну ладно, я пошел». Но вместо этого почувствовала на плече дружественную руку.
— Ох, прости меня, пожалуйста, — забормотала девушка, робко поднимая взгляд. — Мне очень неловко. Я, видимо, перенервничала, и мне просто необходимо было выговориться. А тут ты ненароком подвернулся…
— Да что ты оправдываешься, — перебил ее Эжен. — Всем нам порой бывает тяжело и требуется поддержка. Люди должны помогать друг другу, иначе как же жить? Знаешь что? — неожиданно веселым голосом продолжил он. — У меня идея. Чтобы развеять твое печальное настроение, пошли в кино. Через полчаса начнется сеанс — мы как раз успеем добраться.
