— Привет!
Потом одно бревно отошло: наверно, спускаясь, он неосторожно нажал на него, — и песок хлынул вниз широкой шуршащей струей. Так всегда бывает, когда не выдерживает крепление. Если вырвало одно бревно, остальные рассыпаются, как спички. Песок сомкнулся. Я видел большую воронку на том месте, где только что был шурф. Ее поверхность некоторое время шевелилась…
Он замолчал. Сзади послышался шум догоняющей их машины. Отвернувшись, Алексей закончил совсем бесцветным, пустым голосом:
— Когда обваливается крепление, ничего нельзя уже сделать… Титана там не нашли…
И больше не сказал ни слова до конца дороги.
В лагере двумя рядами стояли палатки, загон для лошадей, фанерная кухня.
«Здесь он живет», — подумала она тогда.
Задолго до ее приезда он уже жил здесь и, наверно, сам мог спуститься в такой же шурф…
Ее удивило, что никто не вышел навстречу, хотя в палатках горел свет. Лагерь словно вымер. Шофер тоже куда-то исчез, как только остановилась машина. Алексей взял ее чемодан и, не оглядываясь, пошел к крайней палатке.
Лена не знала, что делать: ведь она приехала к человеку, который даже не звал ее, но уже дорогой, после его рассказа, поняла, что все это сейчас не имеет никакого значения.
Увидела, как Алексей выносит из палатки какие-то веши, и догадалась, что здесь еще недавно жил Николай. — Спать будешь тут, — сказал Алексей. — Завтра решим, что с тобой делать дальше.
И сразу ушел, словно все остальное было совершенно ясно и само собой разумелось.
Потом за стеной в соседней палатке звякнуло стекло и что-то долго булькало.
На рассвете хмурые, не выспавшиеся люди вывели из загона лошадей, ругали какого-то Бобровина, не приславшего вовремя машины.
Она торопливо оделась, выбралась из палатки.
Алексей сидел на лошади неловко, боком и старался не смотреть на нее.
Ей захотелось броситься к нему, утешить, увести от этих огромных, жестоких к человеку песчаных равнин.
Но она лишь спросила:
— Ты возьмешь меня с собой в маршрут?
Вернулись поздно. Алексей расседлал лошадь и сразу же пошел к себе. Под раскладной койкой валялась распечатанная бутылка из-под водки. Он вынул из кармана такую же, то же пустую, и посмотрел ее на свет. По дну медленно ползало длинноногое коричневое насекомое. Он не знал, как оно называется. Насекомых собирал Николай. В его чемодане одна на другой лежали коробки с ватой и булавками. Они и сейчас лежат там. Алексей всегда привозил из маршрута жуков и скорпионов. Николай сортировал и раскладывал их по коробкам. Теперь Николая нет, и этот жук никому не нужен. Он швырнул бутылку в сторону от палатки, и она, подпрыгивая, долго катилась по обрыву.
Алексей почувствовал прилив злобы от того, что бутылка не разбилась. Проклятый песок слишком мягок, бутылка не могла разбиться. Где-то здесь должна быть другая.
От водки горячее тепло быстро расходилось по телу, она не пьянила его, только согревала. Мысли становились тяжелее и проще.
Зачем приехала Лена? Хорошо, что она здесь, но, все-таки, зачем? Николай говорил, что она красивая, но ведь он не видел ее ни разу, только на фотографии.
Он допил остаток водки, тяжело опустился на кровать.
В институте они с Леной считались друзьями. Это было очень давно… И ничего между ними не было, — ничего серьезного.
Когда Лена вошла в палатку, он даже не обернулся.
— Нам нужно поговорить, пока ты не пьян.
— Говори.
— Ты вчера пил, сегодня снова…
— Тебе-то что? Говори. Я слушаю.
— Ты писал о людях, которые здесь живут, ты писал, зачем они здесь живут и как работают. А ты…
— Что ты знаешь о нашей работе! Что тебе от меня, наконец, нужно?
Она помолчала и продолжала совсем спокойно:
— Так и будет, Алеша?
— Что «будет»?
— Все так и будет? И ты вот таким будешь, и все вы будете прятаться друг от друга по палаткам, как в норы?
Его руки мяли и теребили одеяло так, что побледнели пальцы. Она не дождалась ответа. Конечно, Алексей никогда не простит ей того, что услышит. Но разве это важно теперь? И, незаметно вздохнув, спросила:
— Если бы тогда в шурф спустился ты, Николай тоже стал бы таким? Он бы тоже стал пьянствовать, спрятавшись от людей в палатке?
— Замолчи!..
Впервые услышала, как он кричит.
— Хорошо. Я замолчу. Ты противен и жалок. Я не верю, что ты был его другом!
Алексей медленно поднялся и вдруг почти спокойно сказал:
— Завтра утром машина идет в район. Там будет одно свободное место. Не забудь уложить вещи.
Утром Алексей проснулся раньше обычного. Некоторое время лежал неподвижно. Настроение было такое, словно за стенками палатки давно шел нудный осенний дождь.
Мог ли он что-нибудь изменить в тот день?
Раньше Алексей не осмеливался прямо спросить себя об этом, но вопрос существовал независимо от его сознания и воли.
Он знал Николая давно. Он должен был предвидеть возможный исход последнего маршрута своего друга. Но перед уходом решил, что за эти дни шурф наверняка завалился, и эта мысль успокоила его тогда.
Вспомнил лицо Николая в последний момент. Николай верил, что крепление выдержит. Лицо у него было насмешливое, с едва заметной бледностью. А когда они начали спорить, брови угрюмо сдвинулись. Именно в тот момент Алексей понял, что Николай не уступит. Так уже бывало не раз. Вот так же сдвинулись у него брови, когда он приказал слить бензин из баков машины начальника экспедиции. Бензин ему был нужен, чтобы подвезти продукты рабочим, а начальник экспедиции заехал к ним на один день. Он просидел у них две недели и объявил Николаю выговор.
Почему-то, когда Николай шагнул к шурфу, Алексей вспомнил об этом. И, вспомнив, схватил его за руку. Николай был сильнее…
Алексей снова видел, как рухнул шурф. Видел себя. Вот он бросается к воронке и долго беспомощно барахтается в песке…
Только через пять дней им удалось разобрать завал…
Не поднимаясь, Алексей пошарил на столике и зажег фонарь. Палатка так мала, что до всего легко дотянуться. Осторожно нащупал крышку чемодана. Достал и бережно положил на стол кожаную полевую сумку. Николай не снял ее, даже когда спускался в шурф. Там не было документов, просто Николай записывал свои наблюдения, делал наброски и расчеты. Он делал их для себя, и на последней странице есть запись о шестнадцатой пробе. После нее чистая бумага.
Алексей аккуратно заточил карандаш, проставил число и написал чуть ниже: «Нет там никакого титана, оба мы с тобой ошиблись, дружище».
