Она так и не заметила, в каком вакууме оказался ее отец после ухода жены. Полетт наблюдала, как он с головой уходит в работу, живя лишь делами фирмы, ибо больше у него не оставалось ничего. Почему-то ей не пришло в голову, что теперь, когда предприятие стало процветать и приносить те деньги, о которых ее алчная мать могла только мечтать, отцу приходилось с горечью осознавать тот факт, что предприятие уже не принадлежит ему полностью и прибыли, которые оно стало приносить, уже не способны укрепить его разваливающийся брак. Но играть?…
– Хотелось как-то провести время, чем-то себя занять, – оправдывался отец перед дочерью. – Я частенько проигрывал, но считал, что удача переменчива и рано или поздно она улыбнется мне…
Рональд Харрисон замолк и долго сидел, не произнося ни слова, потом вдруг тяжело поднялся и старческой шаркающей походкой двинулся к двери.
– Куда ты идешь? – воскликнула Полетт.
– Домой… Мне нужно побыть одному, Полли… Пожалуйста, пойми меня правильно, дорогая.
Она в отчаянии бросилась за ним.
– Папа, сейчас нам лучше быть вместе! Прошу тебя, останься.
– Извини, Полли. Не сейчас, – тяжело выдохнул отец, не смея поднять на нее виноватых глаз.
Что причиняло ему больше страданий? Стыд, угроза суда, потеря дома, работы, уважения к самому себе? И сможет ли он совладать со своими страданиями? В его возрасте это нелегко, с тревогой думала она. Но выбора не было. Чтобы выжить, нужно справиться со своими невзгодами. Уж это-то за последние годы Полетт поняла прекрасно.
Но как ни пыталась, она не могла заставить себя думать лишь о проблемах отца. И прошлое вновь накатилось на нее – то прошлое, которое похоронила она шесть лет назад…
С Франко Беллини она познакомилась в тот день, когда, приехав в Лондон, отправилась с подругой за покупками к готовящейся свадьбе. Меньше чем через два месяца они с Армандом должны были пожениться. Но подаренного им кольца Полетт не надела. Неожиданно выпал один из камней, и украшение пришлось отдать в ремонт.
Они с Гретой стояли у оживленного перекрестка, ожидая, когда зажжется зеленый свет и можно будет перейти улицу. Кто-то из толпы сзади случайно толкнул Полетт, и она упала на мостовую, прямо под колеса автомобиля, в котором сидел Франко.
Полетт потеряла сознание и не помнила момента падения. В себя она пришла еще до прибытия «скорой», голова кружилась, а первое, что увидела она своим еще затуманенным взором – пара устремленных на нее необычайных медового цвета глаз. В детстве у девушки была книжка, где рассказывалось про тигра, чьи глаза были точь-в-точь такого же цвета, как и те, что взирали на нее. Она пораженно уставилась вверх. Никогда прежде еще не встречала она подобных глаз.
– Не двигайтесь… помолчите, – резко скомандовал Франко всем окружающим, включая и ее.
– Мне уже лучше…
– Спокойно, – последовал ответ.
– Только голова кружится, но я хочу встать. – Она попыталась подняться.
Загорелая рука, словно тяжелая гиря, воспрепятствовала ее столь рискованному желанию.
– Слушайте… я хочу встать, – повторила Полетт, обводя растерянным взглядом собирающуюся вокруг толпу зевак.
– Вставать вы не должны… возможно, вы повредили позвоночник.
Полетт начала терять терпение.
– Мой позвоночник совершенно не болит… Со мной все нормально…
– Пусть об этом судит доктор. – Франко продолжал всматриваться ей в глаза своим необычайным пристальным взглядом, потом вдруг почти ласкательным движением провел указательным пальцем по ее подбородку. – Никогда не прощу себя за то, что причинил боль столь прекрасному существу…
Грета стояла в совершенной беспомощности, близкая к истерике. И в машине «скорой помощи» Полетт оказалась в сопровождении отнюдь не своей подруги, а этого незнакомого мужчины.
– Ваша приятельница последует за нами в моем автомобиле, – заверил он ее, пропуская санитаров и одновременно указывая тем, что им следует делать.
В тот день у Полетт не хватило сил оттолкнуть от себя Франко Беллини. Голова ее раскалывалась от боли, к горлу подступала тошнота. Она закрыла глаза, пытаясь ни о чем не думать и убеждая себя, что этот странный и властный незнакомец действительно старается показать, как он сожалеет о происшедшем, хотя в том и не было его вины.
Полетт привезли в клинику, против воли подвергли множеству пугающих процедур и уложили на кровать в шикарно обставленной палате.
– Я хочу вернуться домой, – возражала она сестрам. – Я абсолютно здорова.
Распахнулась дверь, и в палату широким шагом вошел Франко. Казалось, что исходящая от него энергия волнами пронизывает атмосферу, делая невозможным даже само представление о покое.
– Где моя подруга? – прошептала Полетт, потрясенная тем, что все еще видит его рядом.
– Я отвез ее домой. Она слишком расстроена, чтобы от нее можно было ожидать хоть какой-нибудь помощи. Как я понял, ваши родители находятся в данный момент за границей и вернутся только завтра. Не хотите, чтобы я с ними связался?
– Я даже не знаю, как вас зовут, – процедила она сквозь зубы, уже утомленная назойливым вниманием незнакомца.
– Франко Беллини, – гордо произнес он, блеснув ослепительной улыбкой. – Как самочувствие?
– Я просто хочу вернуться домой… или вы никогда не слушаете, что вам говорят?
– Нет, если убежден в своей правоте, – ответил Франко.
– Послушайте, все это… – Она в замешательстве показала на дорогую обстановку. – Это лишнее. Ну, подумаешь, упала на мостовую. Ваша машина меня даже и не коснулась. Я вовсе не собираюсь подавать на вас в суд. Не бойтесь. Ничего подобного не случится – так что вся эта суматоха…
– Но так гораздо лучше, – мягко прервал ее Франко, пожирая глазами пленительные формы ее тела, вырисовывающиеся под тонкой простыней. И проделывал он это столь неприкрыто, что щеки Полетт покрылись краской.
Франко вновь поднял взгляд к ее лицу.
– Не могу отвести от вас глаз. Не получается. Наверное, вы это заметили. Хотя, пожалуй, вы уже привыкли к повышенному вниманию со стороны мужчин.
– У меня и в мыслях не было ничего подобного, – пробормотала она холодно, приходя в ярость от той наглой откровенности, с которой он разглядывал ее, – словно выбирал товар на полке магазина.
Его спокойные золотистые глаза сузились и вспыхнули.
– Вы принадлежите другому мужчине?
– Я не принадлежу никакому мужчине, мистер Беллини, – резко бросила Полетт.
– Вы будете принадлежать мне, – произнес Франко с такой убежденностью в голосе, что девушка решила, что он просто не в своем уме.
Никто прежде не разговаривал с нею так. Правда, съездив как-то на праздники в Испанию, Полетт заметила, что до проявления подлинного феминизма там тоже еще далеко. Но когда мужчина, столь элегантный в ладно сидящем на нем серебристого цвета костюме, мужчина, в речи которого сквозят и культура и образованность, обращается к ней со столь примитивным заявлением – это не может не вызвать изумления.
