Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
Под пристальным взглядом жреца стражник схватил раба, но тот вырвался из его рук и, обдирая колени, пополз к расписанному золотом креслу.
– Пощади! Пощади!
Его крик еще долго разносило услужливое эхо прохладной колоннады.
В покоях жреца, примыкавших к главной молельной комнате храма, царил полумрак. Нежный огонек, дрожащий в светло-розовом алебастровом светильнике, метался по длинным, узким сосудам с благовониями, черным маскам богов, развешанным по стенам, кинжалам в блестящих ножнах, свиткам папируса.
Отставив кубок с ячменным пивом, Эйе подошел к ларцу и осторожно извлек ожерелье. С шести золотых цепей всемогущий Атон [5] , сверкая десятками разноцветных камней, протягивал тонкие руки-лучи. Завораживающая прелесть ожерелья таилась именно в рассыпанных по обеим сторонам подвески бирюзе, сердолике, лазурите, зеленом полевом шпате и красной яшме. Асимметрично выступающие грани камней, взрывающиеся яркими цветами, вызывали одно-единственное желание: защелкнуть на шее застежку ожерелья.
Эйе довольно хмыкнул. Ювелир сделал в точности то, что от него требовалось. И именно поэтому он отправился в царство мертвых. К чему свидетели, знающие, насколько убийственна эта красота?
Убрав ожерелье, жрец опустился в кресло и устало закрыл глаза. В его памяти, как лодки по Нилу, заскользили картины недавнего прошлого.
Вот фараон Эхнатон, скрестив руки на отвисшей, как у много раз рожавшей женщины, груди, распоряжается:
– Отныне земля Египетская не станет почитать Амона [6] . Все храмы в Фивах [7] надлежит разрушить. И никаких сфинксов у главного пилона [8] Карнакского храма, слышите, никаких! Жрецы Амона должны принести клятву Атону, а тем, кто не желает почитать всемогущего бога Солнца и меня, сына его, нет места в новом городе Ахетатоне, который предстоит воздвигнуть между Фивами и Мемфисом [9] . А имя мое надо говорить так: Эхнатон, полезный Атону. Имени Аменхотеп больше нет. Как больше нет и Амона!..
И стучат инструментами каменотесы, с уст жрецов – в том числе и его, Эйе, – льется патока похвалы новому божеству. Вдохновленный фараон слагает гимны Атону. А за всеми этими переменами враги Кемет [10] незаметно приближаются к египетским землям…
И еще одна сцена. В чернеющее небо проваливается диск солнца, рабы расставляют факелы перед царским дворцом, и вся придворная знать на секунду зажмуривается. Слепит, горит, переливается золото убранства Эхнатона, Нефертити и пяти маленьких принцесс, занятых в ритуальной мистерии. Но только Эйе знает, что ярче золота сверкают алмазы слез на черных глазах царицы. Нефертити так же несчастна, как и красива. Ведь на самом деле у нее нет любящего мужа. У ее дочерей нет заботливого отца. В гарем Эхнатона каждый день доставляют новых наложниц, с ними он проводит все ночи. И лишь объятия Эйе спасли Нефертити от того рокового шага со скалы, который она едва не сделала.
«Все правильно», – решил жрец, очнувшись от воспоминаний.
Эхнатону не место на троне. А вот ему, Эйе, корона с золотым уреем [11] пойдет куда больше жреческого одеяния. В конце концов, в его жилах тоже течет царская кровь. Он сможет править Египтом, вернуть расположение богов и утешить Нефертити. Осталась самая малость…
Он хлопнул в ладоши, и в покой вбежали слуги.
– Носилки мне. Пусть один из рабов возьмет вот этот ларец, – приказал Эйе, щелкнув хлыстом. – И побыстрее…
Увидев главного жреца, Эхнатон обрадованно поднялся с трона и, расправив гофрированные складки ниспадающей до колен повязки, сразу же сделал знак рукой, прерывая поток приветственных похвал. Он не любил длинных церемоний.
От внимательного взгляда Эйе не укрылось выражение озабоченности на лице правителя, и виновник тоски с подведенными голубой краской глазами находился поблизости – писец, сжимавший глиняную табличку с печатью Вавилонского царя.
– Плохие вести? – поинтересовался Эйе.
Эхнатон пожал плечами:
– Как и обычно. Я чувствую, скоро Вавилонский царь нарушит ту дружбу, которая началась еще между нашими отцами. Атон – только в нем мое спасение. Бог не предаст меня.
Едва заметным знаком отпустив писца, фараон подошел к оконному проему. Там, как рыбья чешуя, сверкал вспоротый солнечными лучами Нил.
– Послушай, какие стихи родились у меня сегодня…
И, глядя вдаль, Эхнатон забормотал:
– Великолепен, Атон, твой восход на горизонте.
Живой солнечный диск, положивший жизни начало,
Ты восходишь на восточном горизонте,
Красотою наполняя всю землю.
Ты прекрасен, велик, светозарен и высок над землею,
Лучами ты обнимаешь пределы земель,
тобой сотворенных. [12]
Отравленная стрела досады вонзилась в сердце Эйе. Даже царица Хатшепсут [13] проявляла больше внимания к государственным делам. Пусть она носила мужскую одежду и даже привязывала накладную бородку, но Египет процветал при ее правлении. Эхнатона же не интересует ничего, кроме наложниц и поэзии.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
