Энн уверенно двинулась вперед, но внезапно замерла и затаила дыхание, испуганная тихим звуком. Ей почудился короткий легкий удар, происхождение которого не поддавалось определению.
Застыв на месте, Энн несколько минут простояла как изваяние, практически незаметная в черных джинсах и такого же цвета водолазке с длинными рукавами. Только стук сердца, казалось, разносился по всему дому.
И вдруг что-то мягкое прошлось по ее ногам.
Как Энн не вскрикнула, для нее самой осталось загадкой. Счастье, что в следующее мгновение она сообразила в чем дело: рядом с ней уселся на полу крупный черный кот. И сразу довольно замурлыкал.
Нервно глотнув, почти оглушенная биением выскакивающего из груди сердца, Энн наклонилась, чтобы погладить собрата по ночным прогулкам. Вероятно, кот и являлся причиной донесшегося ранее непонятного звука. Кроме него шуметь было некому, потому что дом стоял безлюдным.
Энн вновь на секунду включила фонарик, затем начала крадучись подниматься по крытой ковром лестнице. Она машинально считала про себя ступени, зная, что четырнадцатая скрипит.
Позже Энн пришла к заключению, что именно это занятие и ослабило ее внимание. Потому что на верхней ступеньке она вдруг оказалась схваченной чьими-то крепкими руками, что явилось для нее совершенной неожиданностью и на миг парализовало тело и сознание. Затем на передний план выступил леденящий ужас. Он затмил остальные чувства, но в то же время побудил ее к действию.
Она резко дернулась, вследствие чего одна чужая рука оказалась на ее груди, и тут же прозвучал хрипловатый и удивленный мужской голос:
— Ах это леди! Тише, тише, не так быстро…
Но Энн извернулась с ловкостью ужа, что, очевидно, оказалось полным сюрпризом для незнакомца. Вдобавок она ударила его коленкой — хоть и ненамеренно — по какому-то чувствительному месту, потому что в темноте прозвучало болезненное восклицание. В тот же миг хватка железных рук ослабла, благодаря чему Энн удалось вырваться окончательно. Не мешкая ни минуты, она прыгнула на полированные перила и ловко съехала по ним к подножию лестницы.
Но и здесь не все прошло гладко. Приземлившись на пол, Энн бросилась на кухню. Однако, не ступив и двух шагов, нечаянно наподдала ногой по чему-то мягкому и тяжелому. На этот раз долго размышлять о том, что это было, не пришлось, потому что темный холл огласился диким кошачьим воплем, от которого у Энн заложило уши и который, как выяснилось позже, слыхали даже на соседних виллах. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, что мирно наблюдавший снизу за схваткой кот стал невинной жертвой разыгравшейся драмы.
Обо всем этом Энн успела подумать на бегу, улепетывая из дома через прачечную. Выскочив наружу, она быстренько заперла за собой дверь благо ключ по-прежнему находился у нее в кулаке, — после чего рванула через сад к лазу в заборе. Сквозь него можно было легко попасть на неприметную и мало кому известную тропинку. А уж по ней Энн промчалась с такой скоростью, словно по пятам гналась стая гончих.
Какое счастье, что она догадалась оставить «хонду» на соседней улице, а не на той, которая вела к парадному входу бунгало! Иначе какой-нибудь страдающий бессонницей местный житель вполне мог запомнить номер автомобиля, который посреди тишины и покоя почему-то вдруг стартовал с места с такой скоростью, словно участвовал в спортивных гонках.
Не успела Энн проехать и пятидесяти метров, как поднялся ветер, брюхо наползавшей с моря тучи разверзлось и на город хлынул ливень.
Огромное спасибо! — сказала себе незадачливая похитительница, возведя очи к небу. Потоки воды обещали смыть следы ее ночной прогулки.
— …Итак, дорогие друзья, от ночной бури больше всего пострадала северная часть Веллингтона. По предварительным подсчетам, разыгравшейся стихией причинен ущерб примерно в восемьсот тысяч долларов. Вы слушали программу «Ньюз флэш», с вами была Энн Леммонс. — Энн выключила микрофон и сняла наушники.
Стоявший за стеклом Тим Корн, директор программы, сложил кольцом большой и указательный пальцы, показывая, что все о'кей. Сдержанно улыбнувшись в ответ, Энн поднялась с винтового кресла и покинула студию. Утренний выпуск новостей закончился, чему она была несказанно рада. Не только потому, что чувствовала себя разбитой, но также из-за ноющей совести, которой немало пришлось пострадать ночью.
Энн все чудилось, что ей на плечо вот-вот ляжет чья-то тяжелая рука и придется держать ответ за недавнее безрассудство. Словно в кошмаре ее преследовало видение, как она выходит в эфир с сообщением о собственном преступлении. К счастью, сегодня Энн миновала чаша сия, но кто даст гарантию, что новость не придется читать в завтрашнем выпуске?
Ну почему ты никогда не остановишься и не подумаешь как следует, прежде чем на что-то решиться? — горько спрашивала она себя по дороге домой и не находила ответа.
Новый дом Энн находился в городе, и, хотя из окон не было видно бухты, здесь был небольшой садик и даже теннисный корт. К сожалению, вышло так, что, вернувшись пару недель назад из продолжительной служебной командировки, она узнала шокирующую новость. Оказывается, отец, врач морского флота в отставке, продал старую виллу, взамен купив давно взлелеянную в мечтах яхту, на которой незамедлительно отправился в кругосветное путешествие. Причем в полном одиночестве. Энн оставалось лишь развести руками.
Она рано потеряла мать, так что воспитывать ее пришлось отцу, учителям школы-интерната, а во время каникул — преданной домоправительнице мисс Глиссон. Энн называла ее Глисси, и та не только не обижалась, но с радостью откликалась на выдуманное имя. Девочке пришлось много поездить с отцом по свету. Завершив университетское образование, она свободно владела несколькими языками, ощущала себя гражданкой мира и ни от кого не зависела, благодаря удачно развивающейся карьере в сфере радиовещания.
Однако ни одно из перечисленных обстоятельств не смогло сгладить некоторых черт ее характера, вызывавших особое отчаяние у Глисси. Именно они и побудили Энн проникнуть прошлой ночью в дом писателя Джеймса Грэнта, и за них корила она себя сейчас, заваривая кофе.
Но не только это вызывало ее сожаление. Многое пошло вкривь и вкось после того, как отец внезапно принял решение продать дом, даже не посоветовавшись с дочерью. А потом поднял паруса и скрылся в голубой дали всего через три дня после возвращения Энн из деловой поездки. И только тогда, проводив отца, она вспомнила о дневниках.
Энн захватила чашку с ароматным кофе и ушла из кухни в гостиную, где забралась с ногами на широкое мягкое кресло и погрузилась в размышления.
Сколько Энн себя помнила, она всегда вела дневник. И вовсе не для того, чтобы когда-нибудь написать мемуары. Книги воспоминаний — удел политиков и иных сильных мира сего. А Энн просто испытывала потребность поделиться своими мыслями хотя бы с бумагой. Лишившись матери в нежном возрасте и часто находясь в разлуке с отцом, а также будучи единственным ребенком и не имея поблизости даже двоюродных сестер или братьев, Энн прибегла к единственному известному ей способу завести друга — начала делать записи в тетрадке. Вскоре дневники стали самыми преданными ее компаньонами.
