И только когда он сел напротив, она заметила металлический лубок на его правой ноге. «Неудачно упал с лошади десять лет назад», — лаконично объяснил он, прежде чем заказать кружку пива и прямо высказать цель встречи: Луиза Салливан желает познакомиться со своей внучкой.
Она была готова к такому разговору, но, озвученные, эти слова привели ее в замешательство.
— Моя мать, твоя бабушка, — очень сильная женщина, таких мало. Я никогда не видел ее плачущей, даже в день, когда она узнала о трагической гибели Мэри… и о твоем существовании…
Он прервался, едва уловимо улыбнулся.
— Я обращаюсь к тебе на ты, но если это смущает тебя… — Он не закончил фразу, будто ожидая протеста, которого не последовало. — Ей потребовалось время, чтобы преодолеть свой страх.
Страх. Мари слишком долго надеялась получить весточку от Салливанов, одновременно боясь этого, поэтому не была потрясена.
Ее красивые зеленые глаза подернулись влагой.
— А теперь она больше не боится?
Шумная компания ввалилась в кафе и заняла столик по соседству. Эдвард какое-то время смотрел на молодых людей, словно набираясь духу, затем наклонился к молодой женщине. Глаза его посерьезнели, голос зазвучал глуше.
— Она скоро умрет, Мари. Рак. Врачи дают ей не больше шести месяцев. Правда известна лишь мне да ей. Она проклянет меня, если узнает, что я тебе сказал. Она не подозревает о нашей встрече… Рассчитываю на твою скромность…
В заключение он тогда сказал, что у нее перед ними нет никаких обязательств и что он с пониманием отнесется к ее выбору, каким бы тот ни был. Если ей не захочется продолжения, Луиза никогда не узнает об их встрече, а Мари ничего больше не услышит о нем.
Позже она познакомила его с Лукасом, и они вместе провели вечер. Эдвард обрадовался, узнав, что молодые люди собираются пожениться в мае, и ни разу больше не обмолвился о цели их встречи, предоставив Мари, таким образом, полную свободу в выборе решения. Мари была чрезвычайно ему признательна за его тактичность.
— Подумай, позвони мне, но не мешкай, — сказал он ей при расставании.
Она вернулась в квартиру, где ее ждал Лукас.
Его вопрос ошарашил Мари:
— А какая в мае погода в Ирландии?
— Примерно такая же, как в Бретани, — ответила она, не сводя с него глаз.
Он смешно поморщился.
— Этого-то я и опасался…
Не получив ответа, он подошел к ней и, взяв за плечи, пристально посмотрел ей в глаза.
— Ты сгораешь от желания поехать туда. А им не терпится тебя увидеть, иначе бы Эдвард сюда не приехал. Так в чем же проблема?
— А наша свадьба?
По выражению его лица она поняла, куда он клонит, и сердито замотала головой. Уплыть в Ирландию для встречи с семьей? Это возможно. Но играть там свадьбу…
Неделей позже она получила от Луизы письмо, простые и трогательные слова которого тронули ее до глубины души. Бабушка, узнав о предстоящем замужестве, умоляла Мари позволить ей организовать церемонию бракосочетания, как и подобает, в Киллморе, в родовом поместье Салливанов, в соответствии с семейной традицией.
Эдвард, письмо, страшные воспоминания, позорящие Лендсен, и уговоры Лукаса положили конец колебаниям Мари.
Была назначена дата — 20 мая.
Позднее Мари не раз спрашивала себя, как могла она позабыть, что именно 20 мая утонула мать.
Замок открылся за последним поворотом дороги в странной цветовой гамме. Все было красным: красные живые изгороди из фуксий, красные факелы, вехами обозначавшие тропинки, красные розы, обвившие ярко освещенное старинное строение, словно отогревали строгую, холодную красоту древних камней.
Лимузин поднялся по аллее, окаймленной ухоженными лужайками, которые полого спускались до береговой линии. Юго-западный ветер доносил издалека равномерный гул прибоя.
На подходе к квадратному двору были натянуты большие тенты для защиты приглашенных от возможного дождя. Почти готовы были эстрада и танцевальная площадка. Как потом сказал Лукас, Салливаны не мелочились.
Слева от замка вырисовывались конюшни, амбар с сеном и служебные помещения. Чуть дальше, в парке с вековыми деревьями, угадывались контуры небольшой часовни, примыкающей к родовому кладбищу Салливанов, на котором после окончания следствия в присутствии только членов семьи были погребены останки Мэри. Мари решила забыть о том, что ее тогда не пригласили, и перенесла все внимание на замок.
И тогда-то, любуясь восхитительным кружевом средневековых окон верхнего этажа, в рассеянном свете подсветки, она и увидела ее.
За квадратиками оконных переплетов вдруг возник женский силуэт, окруженный красным сиянием. С необыкновенной грацией он перемещался от окна к окну, потом растворился, словно поглощенный темнотой.
Встревоженная этим мимолетным видением, Мари позабыла о своих страхах.
— Ты так похожа на свою мать…
Старая женщина, держащаяся прямо, как буква «i», стояла на крыльце. Для своих восьмидесяти пяти лет выглядела она очень хорошо. Не будь при ней трости, не похожей на палку слепого, мутность в ее зрачках могла бы сойти за обыкновенную катаракту.
Луиза Салливан была слепой.
Кончики ее пальцев пробежались по лицу внучки, чутко уловив мельчайшие детали черт, которые, может быть, не рассмотрели бы и острые глаза.
— Спасибо, Мари, — сдавленным от волнения голосом выговорила она. — Спасибо за то, что вернулась…
Как и у Эдварда, ее французский был безупречен. Но Эдвард говорил на нем с детства, и в произношении чувствовался едва уловимый ирландский акцент, а Луиза была урожденной француженкой.
Ей было двадцать лет, когда в 1942 году ее родители погибли под немецкими бомбами. У Луизы не осталось никого, кроме крестной матери, которая и забрала ее с собой, укрывшись от войны в Киллморе, где у нее была вилла. Там девушка познакомилась с Эндрю Салливаном, вдовцом, старше ее лет на двадцать, отцом троих сыновей — Эда, Тома и Сина. После освобождения Луиза осталась в Ирландии и вышла замуж за Эндрю. В 1947 году у нее родилась девочка с русыми венецианскими волосами и зелеными глазами — Мэри.
Луиза тяжело переживала исчезновение Мэри, и у нее еще долго теплилась надежда увидеть ее живой, но сейчас мысль о том, что отныне останки дочери покоятся на маленьком семейном кладбище, несколько смягчала горе матери.
Счастье вернулось к ней вместе с Мари, к которой Луиза испытывала чувство бесконечной благодарности. С согласия членов семьи она решила перераспределить родовую вотчину Салливанов, чтобы ее внучка вступила во владение частью, которая принадлежала бы Мэри, будь та жива.
Мари отказалась от наследства, уверив всех, что в Ирландию ее привело лишь желание узнать свою семью.
