И тут она услышала, как Лобов застонал.
— Не надо полиции, — простонал он, изо рта у него текла кровь. — Что бы ты ни сделала… отдай шкатулку своей бабушке, не отдавай полиции… Скажи ей, что я ее люблю… Обещай мне… Ничего не отдавай полиции…
— Обещаю, — поспешно сказала Ида.
Он говорил как из тумана. Она не могла не взять его руку и сжать ее.
Затем его тело совершенно обмякло и из горла вырвалось странное хлюпанье. В эту минуту она услышала взволнованные голоса и быстрые шаги на лестнице у себя за спиной.
1
Бип!
Бип!
Бип!
Ох уж этот будильник, когда же он замолчит!
В шестнадцатиметровой комнате Иды Нордлунд на улице Студентбаккен в районе Йердет только что сработал будильник в мобильном телефоне, начав издавать действующие на нервы звуки. За окном занималось черное, как уголь, шведское декабрьское утро. Еще сонная, она протянула руку, не открывая глаз. Пошарив рукой по холодному подоконнику над кроватью, она в конце концов отключила будильник, нажав на что-то в телефоне большим пальцем.
Пребывая на грани сна и бодрствования, она продолжала лежать в кровати.
Не может быть, чтобы уже было полвосьмого, подумала она. Я бы не чувствовала такой усталости… Зачем я завела будильник на такую рань? Какой сегодня день? Среда?
Нет, вторник. Но тогда никакой спешки нет. Биохимия в десять, а потом… ничего. Кроме подготовки к экзамену.
Как будто я хоть раз не готовилась к экзаменам.
Нет, просто я не перевела будильник со вчерашнего утра. Надо еще поспать.
Спокойно. На сегодня у меня нет особых планов. Может быть, пойду в студенческий спортклуб, если будет тренировка с достаточно большой нагрузкой. Я ведь должна больше тренироваться, чтобы хоть немного поправиться. И, может быть, перекушу с… да, с кем-нибудь с моего курса.
С кем именно?
А может, заставлю себя встать и пойду на студенческую кухню, где пол весь в крошках и полно немытых тарелок, съем хлопья с кефиром — да что угодно…
Хотя, с другой стороны: обычно он встает рано. Давид. С прекрасными кудрявыми волосами, всегда такой веселый и классный, с белозубой улыбкой. Вторник. Разве он не встает так рано по вторникам? Или по средам? Может, набраться смелости и пригласить его на следующей неделе на рождественскую вечеринку?
А сколько раз мы вообще говорили друг с другом? С тех пор как он приехал сюда в сентябре, максимум пару-тройку раз. В основном я наблюдаю за ним, когда ем свои макароны, а он варит свои.
Она повернулась на бок и стала вспоминать, сколько же она сама живет здесь, в этом обшарпанном коридоре, — два с половиной года или немного меньше? Как она въехала сюда теплым августовским днем, втащив по лестницам вместе с Лассе картонные ящики из-под бананов. И потом как он по-отечески пригласил ее на пиццу «Четыре сезона» в Эстермальме, в самом центре столицы, ее, маленькую Иду из Емтланда, ничего себе?
Такая умница, она должна поехать в Стокгольм — эти слова она слышала с рождения, и все же — Йердет и Эстермальм, вот как!
Затем Лассе уехал домой в Эстерсунд на своем стареньком «вольво», и она внезапно почувствовала себя страшно одинокой. Так продолжалось какое-то время, а потом она постепенно вошла в стокгольмский ритм и поняла, что люди здесь примерно такие же, как дома, в Емтланде. Только их гораздо больше, и они гораздо больше боятся потерять лицо. Стресс в метро и постоянный страх сделать что-то не так — случайно встать слева на эскалаторе или выдать, что ты из провинции, словно это видно по манере себя вести или по одежде.
Но это скоро прошло, она пообтесалась и влилась в стокгольмский мир, отстраненный и безразличный. Она стала передвигаться с той же скоростью, обмениваться теми же мимолетными взглядами, говорить тем же обтекаемым языком и вести себя холодно, учтиво и надменно.
А что касается природы, то она и здесь есть, было бы желание. Парк Хага или лес Лиль-Янссон, или Юргорден, или Ервафельтет, выбирай что хочешь.
И курс в Каролинском институте — да, он определенно как для меня создан. Но с тех пор, как Марина перестала ходить на занятия, веселья поубавилось. Мы вдвоем были на курсе чем-то вроде единственной альтернативы, до конца не вписываясь в коллектив наших сокурсников и именно поэтому были на своем месте, мы были естественной частью курса… но только пока держались вместе.
Теперь на переменах я в основном одна, подумала она и съежилась под одеялом так, что ночная рубашка сбилась к шее. Я превратилась в маленькую зубрилку в углу, которой почти нечего сказать, даже на студенческих вечеринках после нескольких кружек пива. Просто студентка-биологичка из Норрланда. Биофизика, нет, эта тема не совсем подходит для разговора на Стуреплане, если вообще я теперь бываю в тамошних ночных клубах.
Нет, теперь я просто тихая, скучная и застенчивая девушка.
Полная противоположность ему, Давиду. Хорошо бы он сейчас лежал рядом со мной и мы бы все время обнимались…
Постепенно Ида опять заснула.
Бип!
Бип!
Бип!
…она села с быстротой молнии: что с этим проклятым телефоном?
И тут увидела.
Это был не будильник, а звонок. Телефон освещал подоконник так, что дисплей отражался в оконном стекле.
Ей кто-то звонил.
Она почти забыла, как это бывает.
Звонили из-за границы, код страны +7. Затем следовал длинный номер. Сначала она решила не отвечать.
Наверняка кто-то ошибся номером.
Ошибся номером из-за границы?
И тут ее осенило.
Код страны 7… это, наверное, она?
Именно. Коснувшись символа «Ответить» и назвав свое имя, Ида услышала характерный пожилой женский голос и, несмотря на то что часы на радио показывали 06.18, сразу проснулась.
— Ида, как дела? — раздался голос Альмы, радостный и полный ожидания.
— Бабушка! Где ты?
— Извини, что не позвонила раньше. Я опять в Москве.
— В Москве? А почему ты ничего не говорила?
— Так много всего произошло, так много всего сразу, — сказала Альма, и в ее голосе Иде послышались незнакомые интонации.
Какая-то напряженность.
— Когда ты приедешь домой?
— Не знаю. Мне нужно побыть здесь какое-то время. У меня еще кое-какие дела. Это…
— …исследования?
— Да.
Вечно эти исследования, подумала Ида, чем она там занимается, никогда нет времени ни на что другое.
