— Успокойтесь, Яков Соломонович, — прикуриваю очередную сигарету. — Кто говорит, что это ваша работа? Вы ведь к воспоминаниям призвали. Вот я и вспомнил молодость... Старая дача, ухоженный садик, дореволюционная двустволка... «Зауэр», между прочим, «три кольца». Да, я из двух стволов мелкой дробью да по вашей ручной работе! Не хуже шашеля со столетним стажем... Так что вас все-таки привело ко мне?
Туловский снова промакнул носовым платком краешек глаза и подозрительно спросил:
— Ты не понимаешь?
Я давно все понял. Сразу, после его телефонного звонка. Старик говорил со мной так, словно у Интерпола нет других задач, кроме как прослушивать исключительно этот номер. Ну разве еще втихаря устанавливать видеокамеры во всех местах, где моя скромная персона может появиться даже на короткое время, вплоть до самого дешевого из платных городских сортиров.
— Не понимаю, хотя догадываюсь, — замечаю с глубокомысленным видом, стряхивая серебристую горку пепла в корзину для ненужных бумаг, стоящую у края стола. — Вас послал Реутов?
Вот теперь Туловский сделает все от него зависящее, чтобы наша встреча не затягивалась. При упоминании фамилии немецкого антиквара лицо гостя исказилось так, словно он наконец-то разжевал пилюлю, подслащенную цианидом.
— Верни мне мою коллекцию! — голос старика сорвался, и он гораздо тише добавил: — Из половины...
Я отрицательно покачал головой, с огорчением добавив:
— Лучше бы вы в свое время согласились с предложением Кобзона.
— Зачем? — непонимающе посмотрел на меня старик.
— По крайней мере, были бы деньги, — смекнул я, понимая, что говорю несусветную тупость. Что были деньги для Туловского, разве стоило менять на них дело всей жизни
— Яков Соломонович, поймите меня правильно. Я ведь работаю несколько другими метлами, чем Леонард Павлович. Тесть, при всем моем уважении к нему, иногда позволял себе совершенно неприемлемые, опять же с моей точки зрения, поступки. Я никогда не занимался грабежами. Ни людей, ни государственных учреждений...
— Украсть у вора — это не грабеж! — решительно прервал меня Туловский. — Причем даже не украсть, а вернуть тому, у кого он сам своровал...
Еще несколько таких посылок, и старик легко сможет убедить меня, что совершение кражи по его просьбе тянет исключительно на присвоение старомодного звания Героя труда.
— Скажите, Яков Соломонович, вы в Питере давно не были? — перевожу разговор на другие рельсы, естественно, международного направления.
— Это ты про Мишу Мизу намекаешь? — отвлекся от своей проповеди на темы добра и зла зарубежный пенсионер.
— Ну какой он теперь Миза-Миллионер? Хотя, впрочем, теперь он миллионер — это уж точно. Без клички. Один из самых богатых людей Санкт-Петербурга...
— Да? — усомнился в моей искренности Туловский.
— Герр Соломонович, вы в своих заграницах слегка отстали от реалий нашей жизни, — улыбнулся я. — Михаил Львович Скитальский — один из ведущих предпринимателей России, вы бы видели его офис на набережной Невы рядом с Адмиралтейством, не чета моему. К тому же, в отличие от меня, господин Скитальский обладает депутатской неприкосновенностью. Он парламентарий...
— Слушай, ты всегда любил шутить, но...
— Какое там «но», а тем более шутки? — пожимаю плечами. — Михаил Львович — депутат Государственной Думы от либерально-демократической партии.
— А как такое может быть? — не понял иностранец.
— Как бывает только у нас. Хотя и не только у нас, — втолковываю иноземцу Туловскому специфику эсенговья. — Его народ избрал. За миллион долларов. Так, по крайней мере, говорят, что эта сумма слегка занижена.
— Если Миза-Миллионер —депутат, значит, и ты можешь пойти мне навстречу, — сделал неожиданный вывод старик. — А что такое? У него же три срока. И все три от КГБ...
— Вот почему сегодня господин Скитальский в качестве народного избранника занимается исключительно вопросами безопасности России, — задушевно поведал я.
— Это не анекдот? — снова не поверил мне Туловский.
— Да нет. Это наша жизнь, вы за своим бугром от нее отстали, а потому, Яков Соломонович, извините, конечно, но у меня очень скоро важная встреча...
— Подождешь! — решительно скомандовал иноземец.
Я даже не возмутился от такой наглости, мне стало смешно. Зачем обижаться на пожилого человека, который в своих взглядах остался в прошлом? Он ведь просто не отдает себе отчета в том, что я больше не бегаю на побегушках у тестя. Был бы сейчас жив Вышегородский, не сомневаюсь, старички спелись бы очень быстро. И руководитель службы безопасности моей фирмы Сергей Рябов лично возглавил бы экспроприацию уведенного у Туловского добра. Моего мнения, естественно, никто бы не спросил, для тестя я был исключительно идеальной машиной, приводящей в действие его замыслы.
Старик наконец-то отпил глоток давно остывшего слабенького кофе и вдруг заплакал.
— Яков Соломонович, — замечаю с неподдельным сожалением, — ну неужели вы до сих пор не привыкли?
Туловский отер слезы рукавом куртки, вынул из кармана носовой платок и снова положил его на прежнее место.
— Нет, — сказал он с дрожью в голосе. — К этому нельзя привыкнуть. Я не могу спать... Ты понимаешь? Ты можешь понять?
— Не могу, — предельно откровенно признаюсь старику, — я ведь никогда не был настоящим коллекционером. Антиквар — не более того...
— Ты говоришь — Миша... А он мне скажет то же самое, — не слушая, о чем говорю я, размышлял старик. — Зачем вам оно? Это раньше вы бы... А теперь... Но мне... Если бы мне давали сто миллиардов, я бы и то не согласился... Оно не стоит... Помереть спокойно — чего мне еще от жизни надо, кроме пары пустяков? Они у меня и так есть... Отсюда до Киева ближе, чем от Ленинграда... Слушай, я дам тебе семьдесят пять процентов!
— Давайте, — легко согласился я и протянул Туловскому открытую ладонь, задев массивным перстнем полированную поверхность стола.
Старик посмотрел на меня чуть ли не с ненавистью и выдохнул:
— Ты хоть подумаешь? Я здесь проторчу еще один день...
Было крайне неприятно чувствовать себя единственной в мире соломинкой, за которую с яростью утопающего цеплялся давний партнер основателя моего синдиката. Хотя, если не дать ни к чему не обязывающего слова подумать, Туловский вряд ли сегодня выйдет из этого кабинета. Ну разве что Марину звать на помощь. Моя замечательная секретарша вполне способна выставить отсюда на свежий воздух не только одного почти восьмидесятилетнего мужика, но и нескольких молодых людей с хорошей боевой и политической подготовкой. Впрочем, насчет политической подготовки я слегка преувеличил, видимо, общение со стариком, оставшимся в прошлом, все-таки действует. Зато по поводу всего остального, вплоть до боевой подготовки, сомневаться не приходится. В этом деле Марина еще ни разу не подводила. Как-то, помню, за несколько минут четырех мужиков угробила. И не просто мужиков, а офицеров, да не армейских — из группы захвата.
