– Пустить тебя в зал? Да ты в своем уме? У нас дресс-код сегодня – закрытая вечеринка, слышал? – осклабился метрдотель, презрительно оглядев Ивана с головы до ног.
– Я могу… я… я вам денег дам, о’k? – предложил Иван и, засунув руку в задний карман, не ощутил, к своему великому удивлению, ожидаемого хруста денежных купюр, которые положил туда накануне вечером. Это неприятное обстоятельство незамедлительно отразилось у него на лице. – Что ж такое? Мистика какая-то, – хрипло произнес Иван.
– Да уж чего мистичнее, – мерзко хихикнул метрдотель, бросил окурок в лужу перед собой и со словами: «пойдем со мной, дружок», – нырнул под арку.
– Так вы меня пустите? – повторил вопрос Иван и мимо сочувственно глядевших на него девиц последовал за метрдотелем во двор.
– Пустите, пустите… – эхом отозвался тот, со скрипом открывая дверь в парадную и знаком приглашая Ивана внутрь.
Иван мало что понимал, когда поднимался по лестнице, тупо уставившись в широкую спину метрдотеля, а когда они добрались до дверей квартиры, которая находилась на последним этаже, отважно вошел в нее первым, быстрым шагом пересек открывшуюся взору комнату и сел на кушетку возле окна, осознав в этот момент, что избавился от мучивших его дрянных мыслей.
Комната, в которую попал Иван, имела вид весьма убогий, быть может, его лучшему другу Николаю она напомнила бы тюремную камеру, в которой тот никогда не был. Кирпичные стены без обоев, кое-где заклеенные плакатами с изображением музыкальных звезд прошлых лет, залитый и потрескавшийся от времени паркет, мутное, в разводах окно и никакой мебели, кроме скрипящей кушетки и стола, заставленного пустыми бутылками. Иван не помнил, когда последний раз находился в такой отвратительной обстановке и находился ли когда-нибудь вообще, к тому же начинал задаваться вопросом: зачем он здесь, и что нужно от него человеку в темном пиджаке. Громкий окрик хозяина вывел Ивана из состояния задумчивости.
– Эй, парень, в первый раз, что ли?
«В первый раз – что?» – Иван поднял глаза и увидел над собою ухмыляющееся лицо метрдотеля.
– Ну, вставай, вставай, дружок, – метрдотель схватил его за локоть и вытащил на середину комнаты.
Иван оцепенел от неожиданности и омерзения, когда метрдотель притянул его к себе и поцеловал, засунув язык чуть ли не в самое его горло. Иван попытался освободиться, но странным образом силы покинули его – мозг не посылал конечностям сигналов, все тело будто парализовало. Спустя минуту, стоя как вкопанный, Иван молча наблюдал за действиями метрдотеля, который, не торопясь, собрал все стоявшие на столе бутылки в старый замызганный полиэтиленовый пакет, аккуратно расправил скатерть с длинною бахромой и стряхнул с нее крошки – этот жест показался Ивану особенно циничным, а мысль о том, что старый извращенец сейчас трахнет его – чудовищной.
Ивану было гадко и страшно от сознания того, что он не может ударить или, на худой конец, оттолкнуть этого нахального, бесцеремонного мужика, который, как гигантская пиявка, присосался к его шее и, запустив теплую, на удивление мягкую руку Ивану под свитер, другою расстегивал молнию на его джинсах. И, тщетно пытаясь увернуться от влажного приторного рта, от позорной своей беспомощности, от всей нереальности происходящего с ним в этой комнате, Иван тихо стонал и думал, что это злая шутка, которую сыграла с ним его же собственная совесть.
Тошнота подступила к горлу Ивана, когда метрдотель, навалившись всем своим невероятно тяжелым телом, – почти что нежно – заставил его согнуться над освобожденной поверхностью и, распластав лицом вниз, стянул с него джинсы. В этот момент Ивану казалось, что пол уходит у него из-под ног, своих рук и пальцев, крепко сжимающих вонючую зеленую скатерть, он тоже не чувствовал, зато ясно и остро переживал то, как болезненно и глубоко входит в него метрдотель.
– М-м-м-м-м-м, скотина… грязная скотина… – простонал Иван.
– А-а-а-а, к нам вернулся дар речи? Ну что ж, поболтаем. Расскажи-ка, дружок, как дошел ты до жизни такой?
– Прекрати…
– Я только начал, – хихикнул метрдотель.
– Тогда давай быстрее…
– Ну-у-у, это как получится – я вообще торопиться не люблю – и что это за разговоры такие? С каких это пор желания клиента для проститутки не закон, – метрдотель грубо схватил Ивана за волосы, – а? Я тебя спрашиваю, маленькая дрянь?
– С-с-с-с-с, я не проститу… – не договорив, Иван прикусил от боли губу.
– Самая настоящая, но много я тебе не дам, потому что ты дешевка.
– Нет! – Иван хотел сказать громко, но выкрик его утонул во всплеске оваций, внезапно донесшихся из маленького телевизора, стоявшего на сером от пыли подоконнике.
– Не дешевка?
– Не нужны мне твои деньги, козел!
– Ах, да-а-а, ты ведь у нас богатенький Буратинка. Папенька – пушной магнат, на то бабло, что он тебе башляет, сможешь прожить до старости.
– Тупой, жестокий ур-р-род, – зло прорычал Иван.
– Кто? Я?
– Отчим мой. Откуда ты его знаешь? Кто ты? Господи, как больно…
– Как же ты так? Про своего благодетеля? – наигранно ласково спросил метрдотель.
– Не благодетель он мне и ничего, кроме денег, дать не может.
– А ты хочешь чего-то еще?
– Ну, я же сказал – не нужны мне деньги, – Иван закрыл глаза, он чувствовал, что вот-вот заплачет, но доставить и такое удовольствие своему мучителю никак не хотел. «Кто это? Что нужно от меня этому садисту? – думал Иван. – Почему, почему я не надел костюм?»
– Но отказаться от них не можешь. Значит, нужны все-таки. Ох, как нужны, – усмехнулся метрдотель.
– М-м-м-м-м-м…
– А чего так вырядился? Под нищего зачем косишь? Не стыдно тебе – хлеб отбирать у бедных голодных, деточек? Ишь, прикинулся, в такую-то погоду – тоненькая курточка, драные джинсики, тьфу!.. говорю же – дешевка!
– Это до черта дорогие штаны, – с трудом выдавил из себя Иван.
– А-а-а-а, я понял – розовенькому, откормленному поросенку захотелось побарахтаться в большой грязной луже, как следует изваляться в дерьмеце. Знаем, знаем таких извращенцев. Ну же – я прав?
– …
– Отвечай, гаденыш! – метрдотель снова сильно дернул Ивана за волосы.
– Отпусти… прошу… больно… – стонал Иван.
– Я думал, тебе нравится испытывать боль.
– Нет… я не выношу, когда меня мучают… – Иван попытался приподняться, но снова у него ничего не получилось, как в страшном сне, когда надо спасаться бегством, а ты стоишь, не в силах сдвинуться с места. – «Что за наваждение? Когда же закончится этот кошмар? А вдруг я заболею?» – думал Иван.
– Так тебе и надо, – читая его мысли, отрезал метрдотель, продолжая свое действо, не прерываясь ни на секунду и иногда вздыхая от удовольствия. – Вот я порадуюсь, когда, подцепив какую-нибудь заразу, ты будешь валяться на больничной койке, – шептал он на ухо Ивану.
