– Кромвель, ты – проклятый мерзавец! Чтоб тебе изжариться в аду! – воскликнул он, однако его возглас потонул в общем крике.
При виде окровавленной головы толпа разразилась громкими воплями. Началась толчея. Возбужденные люди устремились к эшафоту, оттеснили солдат в сторону и проложили себе дорогу к возвышению. Крики ярости, плач и протяжные стоны были громче, чем все команды, и толпу уже невозможно было удержать. В то время как тело короля вместе с его окровавленной головой поспешно положили в обитый черным бархатом гроб и понесли в замок, зрители, сумевшие протолкнуться поближе, принялись смачивать свои платки в луже крови: одни – с плачем, другие – с язвительным хохотом, в зависимости от своих политических убеждений.
Роберт Данмор удивленно взирал на это действо.
– Боже мой, зачем они это делают?
– Некоторые из них, несомненно, надеются неплохо заработать на этом, – сказал его отец.
– Как это – заработать? – осведомился изумленный Роберт.
Однако Гарольд Данмор уже отвернулся от эшафота, чтобы покинуть место казни. То, что произошло, было для него делом решенным. Роберт, пожав плечами, отправился вслед за ним. Уходя, он пробормотал себе под нос:
– Неужели это торговцы реликвиями? Хм, вполне может быть. Сумасшедших людей хватает везде, а в Англии – больше, чем где-либо.
Элизабет вытянула шею, оглядываясь в поисках своего отца. Ее оттеснила от него бушующая толпа. Роберт и ее будущий свекор тоже исчезли из виду. Она стояла, зажатая между злобными зеваками, которые осыпа́ли друг друга дикими ругательствами. «Круглоголовые» яростно ругали сторонников Стюартов, а те зло отвечали им, и повсюду начали вспыхивать первые драки. Элизабет толкали со всех сторон, ей было трудно дышать, и она боялась, что ее сейчас собьют на землю и растопчут. Уже мгновение спустя непосредственно рядом с ней вспыхнула ссора, перешедшая в драку не на жизнь, а на смерть. Какой-то доведенный до невменяемого состояния мужчина, в котором без труда можно было узнать пуританина, поскольку он носил простую черную одежду и был строго причесан, замахнулся толстой палкой на разодетого в бархат и кружева джентльмена. Последний с криком «Смерть убийцам короля!» стал защищаться и, обнажив шпагу, хотел уже сделать выпад, чтобы сразить противника, однако его толкнули в спину, он уронил оружие и продолжил драться кулаками.
Из-за сутолоки Элизабет не смогла отскочить в сторону и под натиском чужих тел оказалась между дерущимися людьми. По ней чуть не попал дубинкой «круглоголовый». Грубый толчок в спину заставил ее полететь вперед, и она лишь чудом избежала удара. Кто-то схватил ее за воротник и потащил прочь, подальше от разъяренных противников. Девушку скорее несли, чем вели за собой, и она чувствовала, как ее ноги волочились по земле. К тому же какое-то время она ничего не видела, потому что капюшон ее накидки надвинулся ей на глаза.
Где-то в стороне от толпы ее поставили на ноги. Элизабет поспешно освободилась от капюшона, закрывавшего ей обзор. И теперь прямо перед собой увидела голубые глаза, такие яркие, каких ей до сих пор никогда не приходилось видеть.
– Считайте, что в этот раз опять обошлось, – сказал молодой мужчина. Он все еще держал девушку за плечи, так, на всякий случай, чтобы убедиться, что она может самостоятельно стоять на ногах.
Ее лицо было бледным как мел, и на нем отражались весь ужас и страх от пережитого. Она чуть-чуть пошатнулась и, глубоко вздохнув, произнесла дрожащим голосом:
– Да, еще немного, и… Я вам так обязана, сэр!
– Хайнес. Дункан Хайнес, к вашим услугам. – Он снял шляпу и вежливо поклонился, по-прежнему поддерживая ее другой рукой.
Мало ли чего. Эти нежные благородные создания имели обыкновение падать в обморок в самый неподходящий момент, независимо от того, что было причиной – страшные события или же слишком туго затянутый корсет. Поскольку в данном случае имело место совпадение первого и второго, то было чудом, что она вообще еще держалась на ногах.
Он с любопытством разглядывал ее. Красивая девушка, пусть даже несколько своеобразная. Круто изогнутые брови, немного раскосые глаза цвета бирюзы, обрамленные густыми ресницами. Ее волнистые волосы медового цвета являли странную противоположность темным бровям и ее коже, легкий оливковый оттенок которой был весьма далек от белоснежного идеала красоты английских леди. Чувственный изгиб верхней губы контрастировал с четко выраженным подбородком, а нежные, по-детски округлые щеки, казалось, несколько смягчали ровный, почти римских очертаний нос.
Несомненно, эта особа была исполнена противоположностей, но при этом, несмотря на довольно высокий рост, ее едва ли можно было считать взрослой. Дункан прикинул, что ей лет шестнадцать, самое большее – семнадцать. Ее имени он не знал, но ему было известно, что она – единственная дочь Джеймса Рейли, потому что перед этим видел их вдвоем, к тому же девушка весьма походила на своего отца.
Виконт Рейли из-за своего непримиримого отношения к новому режиму за последние месяцы все больше и больше попадал под прицел доносчиков Кромвеля. За то, что он, как многие другие, верные королю пэры, еще не попал в тюрьму, виконт, кроме прочего, очевидно, должен был благодарить то обстоятельство, что во времена своей юности они с Кромвелем были в хороших отношениях. К тому же Джеймс Рейли, пусть даже не по своей воле, не оказал открытую поддержку королю во время переворота – он лично не находился с ним на поле брани и не рекрутировал войска для короля Карла. Первое было для него невозможно по состоянию здоровья (говорили, что у него слабое сердце), а второе объяснялось его ограниченными финансовыми возможностями. Хотя виконт, по слухам, был вполне обеспеченным человеком – одно владение Рейли-Манор со всеми поместьями стоило значительную сумму, однако и капитал, и состояние на тот момент, когда король был полностью зависим от поддержки богатых пэров, принадлежали не Джеймсу, а его престарелому отцу. Старик же в течение длительного времени упорно отказывался поддержать и без того проигранное дело Карла Стюарта. Когда старший Рейли скончался, монарх окончательно утратил власть, поэтому Джеймс так и не успел доказать верность своему королю.
Девушка сняла руку Дункана со своего плеча и вымученно улыбнулась.
– Ничего, уже все в порядке, – вежливо произнесла она, поднимаясь на цыпочки и оглядываясь вокруг.
Дункан прокашлялся.
– Разумеется, вы прибыли на это ужасное место не одна, – деловито заметил он. – Могу ли я вам помочь в поисках ваших сопровождающих, миссис…
– Элизабет Рейли. Я здесь с моим отцом, – пояснила девушка и после едва заметного колебания добавила: – И с моим женихом Робертом, а также моим будущим свекром, Гарольдом Данмором.
Дункан предпочел не выказывать своего удивления. Он, правда, слышал, что оба Данмора уже прибыли из Барбадоса в Лондон, – мир тесен, тем более если плавать по одному и тому же маршруту, однако о настоящей цели их путешествия он до сих пор ничего не знал. Дункан предполагал, что они находятся здесь по той же причине, что и молодой Уильям Норингэм, по его сведениям, тоже владелец плантаций на Барбадосе, – а именно, чтобы улучшить торговлю сахаром, от которой зависело существование их всех. Дункан предполагал, что Гарольд Данмор хотел представить своего сына новым власть имущим, дабы во времена бурных политических волнений обеспечить тому спокойное экономическое развитие и дальнейшее поддержание жизненно важных для него связей по ведению поставок. То, что Гарольд сверх этого – а возможно, даже исключительно ради этого – намеревался выгодно женить своего единственного сына и наследника, было неожиданной новостью.
