– Она в смотровой номер шесть, – сказал врач. – Скоро ее заберут наверх, но пока что вы можете посидеть с ней.
Смотровая номер шесть оказалась отгороженным шторой отсеком по левую сторону двух рядов таких же занавешенных ячеек. Стюарт отдернул занавеску. Ана лежала под простыней, около нее медсестра проверяла внутривенную капельницу. Попискивали какие-то приборы. У Пейшенс внутри все сжалось, когда она увидела неподвижную Ану с трубками, торчащими из рукава платья. Она всегда была такая оживленная и бодрая, что в голову не приходило, что ей восемьдесят лет.
– Мы ввели ей болеутоляющее. Так что не волнуйтесь, если у нее бессвязная речь, – предупредила медсестра.
Стюарт вошел первым, а Пейшенс – за ним. Он встал у изголовья кровати и тонкими длинными пальцами убрал волосы с лица тети.
– Тетя, это я, Стюарт.
Пейшенс подумала о том, что вот так же ласково она будила по утрам свою младшую сестричку Пайпер, чтобы та не опоздала в школу. Ее это удивило. Он уж точно не похож на мягкосердечного человека.
Веки у Аны дрогнули, она открыла глаза, заморгала и сонно улыбнулась:
– Как ты здесь оказался?
– Тревожная кнопка на ожерелье, которое ты не любишь носить, сообщила мне, что на номер скорой помощи 911 поступил сигнал. Я как раз возвращался из аэропорта.
Улыбка сделалась шире.
– Значит, ты вернулся окончательно?
– Да.
– Я скучала по тебе, лапушка.
– Я тоже скучал. Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, раз ты здесь. – Ладонь с шишковатыми пальцами похлопала его по руке. – А как Найджел? С ним все в порядке?
– Найджел чувствует себя замечательно.
– Вот негодник. Обязательно скажи ему, что я им недовольна.
– Скажу, скажу.
– Но не слишком ругай. Он ведь не хотел. – Веки у Аны отяжелели – вот-вот заснет.
– Тетя, поспи немного. Теперь я вернулся домой и обо всем позабочусь.
– Мой милый мальчик… – Она закрыла глаза. И тут же снова открыла: – Пейшенс?
До сих пор Пейшенс стояла в ногах кровати, чтобы не мешать. Услышав свое имя, она подвинулась ближе.
– Да, Ана?
– Вот ты где. Спасибо.
– Не нужно меня благодарить, – сказала Пейшенс.
– Нужно. Ты такая заботливая.
Краем глаза Пейшенс увидела, как Стюарт нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Она притворилась, что ничего не заметила, и сказала, глядя на Ану:
– Я всего лишь сделала то, что сделал бы любой. А теперь вам надо отдохнуть.
– Найджел… пока я здесь… он нуждается в заботе.
– Конечно, я позабочусь о нем.
– И… Стюарт… тоже.
Пейшенс решила, что Ана имеет в виду, что племянник тоже позаботится о Найджеле. Наверное, так, потому что мужчина, стоящий рядом с Пейшенс, в заботе не нуждается. И особенно со стороны таких персон, как она.
Судя по дернувшейся щеке, Стюарт был схожего мнения.
Они пробыли у Аны, пока не появилась другая медсестра, чтобы проверить капельницу. Крошечное пространство едва вмещало двоих, не говоря уже о троих, так что Пейшенс вышла за занавеску. И очень удивилась тому, что Стюарт вышел следом за ней.
– Из-за этого дурацкого кота она сломала лодыжку, но свой кошачий обед от Гурме он все равно получит, – сказала Пейшенс. Хорошо, что кот хотя бы не опрокинул на пол свой лоток или, что хуже, не попался и ей под ноги.
Стюарт продолжал смотреть на нее. Выражение лица у него было суровое.
– Вы уверены, что это из-за Найджела Ана оступилась?
Глупый вопрос.
– Конечно, я уверена, – ответила она. – Я хочу сказать, что не знаю наверняка. Но была пора обеда, а у кота, когда он голоден, дурацкая привычка тереться и виться около того, кто поблизости. Почему вы спрашиваете? – Ана же сказала ему, что несчастный случай произошел из-за кота!
– Просто хочу убедиться, что знаю все подробности.
Подробности? Он произнес это так, словно они персонажи детективной истории.
– Поверьте мне, вам все известно. Найджел страшно избалованное домашнее животное. К тому же кто еще мог подвернуться ей под ноги? Я – единственный человек в доме, и я…
Господи! Неужели он… Она бросила на него возмущенный взгляд из-под челки.
– Вы думаете, что я имею отношение к этому несчастью?
– С чего мне так думать? Ана винит во всем Найджела.
– Потому что она споткнулась о Найджела.
Его недоверие… В голове не укладывается. Да нет, очень даже укладывается. Разумеется, он подозревает домработницу.
– Вы хотите сказать, что ваша тетя говорит неправду?
– Это маловероятно.
– Тогда с какой стати мне вам лгать?
– Разве я сказал, что вы лжете? Я просто собираю факты. Это вы ищете другой смысл в моих вопросах.
Она открыла рот, чтобы возразить, но не успела: он поднял палец со словами:
– Хотя вам не стоит меня обвинять за мои подозрения.
Разве? Да он практически прямо дает ей понять, что она столкнула беспомощную старую даму с лестницы.
– И почему же у вас такие подозрения? – Она скрестила руки на груди. Пусть скажет!
– Для начала, тетя Ана взяла вас на работу в мое отсутствие. Пока я находился в Лос-Анджелесе.
Понятно. Его обошли.
– Другими словами – вам это не нравится, потому что Ана не обсудила это сначала с вами.
– Да, мне не нравится. Обычно я занимаюсь наймом прислуги в нашей семье, а вам каким-то образом удалось этого избежать. В результате я абсолютно ничего про вас не знаю. Вы вообще можете скрывать какой-нибудь сомнительный секрет.
У Пейшенс похолодело внутри. Если бы только он знал…
Не важно, какие сомнительные решения она принимала в своей жизни, но причинить вред беспомощной старушке… Это немыслимо.
– Вы правы, – сказала она Стюарту, – вы меня не знаете.
Откинув занавеску, она вернулась к постели Аны.
Стюарт подавил угрызения совести. Но с какой стати? Он беспокоится о своей семье. В конце концов, восемь месяцев назад он ничего не слышал о Пейшенс Раш. И вдруг его тетя только и говорит, как о своей дом работнице. Пейшенс это, Пейшенс то.
«Стюарт, не нужно волноваться за меня. Пейшенс обо мне позаботится. Пейшенс переезжает ко мне домой». И последняя капля… «Пейшенс взяла на себя выписку чеков».
А теперь, когда тетя Ана вышла из строя, Пейшенс получает слишком много полномочий. Или получила бы, не вернись он домой. Стюарт укорил себя за то, что его не было рядом с тетей целых восемь месяцев. И вот пожалуйста: тетя приголубила незнакомого человека, о котором он ничего не знает. Ана, конечно, для своего возраста проницательна, но она все-таки старая женщина, живущая одна, и ее легко разжалобить трогательными историями. У нее доброе сердце, а это означает, что она беззащитна для всякого рода проходимцев.
