Мартина и сама ощущала в себе что-то, похожее на это, только не понимала толком, что оно такое и как его назвать, но к тетушке Грейс сразу прониклась доверием — ей хотелось чаще ее видеть, говорить с ней. И сейчас ее радовало наступление школьных каникул еще и потому, что можно будет больше бывать в гостеприимном доме африканки.
Обезьянка, сидевшая на плече у Мартины, горячо протестовала, но ей пришлось все-таки вернуться в клетку, а девочка отправилась на встречу со своим любимцем, Джемми, белым жирафом, чтобы пожелать ему доброго утра. По пути она прошла мимо дома, где жили они с бабушкой, и увидела возле входа все тот же черный автомобиль, еще сильнее, чем раньше, напоминавший ей похоронные дроги. Водитель курил, облокотясь на капот. Он помахал рукой. Она нехотя ответила ему: ей не нравилось все, относящееся к черному джипу.
Жираф Джемми ждал ее у ворот заповедника. С недавних пор это стало почти традицией, вошло в привычку у них обоих. Причудливые линии его тела четко вырисовывались на фоне неба, голубого, как оперенье зимородка; пятнистая шкура, местами с серебристым или коричневым отливом, блестела под лучами солнца. На душе у Мартины всегда делалось теплее, когда она видела его. Прошло уже целых десять месяцев с той поры, как ей удалось приручить жирафа, подружиться с ним, даже уговорить позволить ей кататься на его спине — что было совсем уж из разряда чудес, но интерес к нему, привязанность, даже любовь не ослабевали, а становились все сильнее.
Джемми приветствовал ее, издав негромкий музыкальный звук глубокого тембра и низко склонив голову. Она почесала его за ушами, поцеловала в кончик шелковистого белесого носа, и его глаза под длинными загнутыми ресницами выразили полное удовлетворение.
— У нас впереди три недели Рождественских каникул[1], Джемми, — сказала она ему, — три полных недели. Понимаешь? И никаких домашних заданий, никакой математики, истории, ни одного замечания от миссис Фолкнер, что я глазею в окно, никаких оставлений в школе после уроков и других наказаний… И, знаешь, Бен тоже остался здесь: не поехал с родителями. Просто шикарно! Мы изучим каждый дюйм нашей Савубоны, поплаваем на лодке по озеру, разожжем костер на берегу…
Джемми слушал ее горячую речь, выразительно шевеля носом и, конечно, во всем соглашаясь. Мартине хотелось поскорее сесть на него верхом и прокатиться с ветерком по саванне[2], что строго-настрого запрещает бабушка, но сегодня и она сама не позволит себе такого удовольствия: ведь скоро должен вернуться Бен, поехавший в Кейптаун провожать родителей. А когда приедет оттуда, Мартина поможет ему временно устроиться в маленькой комнатке в пансионе, где тот будет жить на всем готовом, ожидая возвращения родителей из круиза по Средиземному морю. Они звали его с собой, но Бен упросил оставить его дома, чтобы он мог продолжить занятия с Тендаи: тот учит его искусству охотника-следопыта, в чем сам был непревзойденным умельцем.
Да и вообще Бен и Мартина пришли к единодушному мнению, что им было бы совсем неплохо провести эти каникулы в спокойной и знакомой обстановке — особенно после того, как предыдущие каникулы были потрачены на то, чтобы спасти леопарда от целой банды озверевших охотников за сокровищами. И все это не здесь, в Южной Африке, а в джунглях соседней страны Зимбабве…
Мартина уже запирала за собой калитку заповедника, когда мимо нее на жуткой скорости промчалась большая черная машина, чуть не вырвав из земли куст акации. Бабушки нигде видно не было, хотя обычно она выходила проводить своих посетителей. Мартина забеспокоилась: что-то наверняка произошло!
Она поспешила в дом. И в это же время к входу подъехал старый потрепанный автомобиль, за рулем которого был Тендаи, а рядом с ним Бен.
— Он меня случайно подхватил на шоссе, когда я уже вылез из машины, на которой ехал автостопом, — объяснил Бен, улыбаясь во все свои тридцать два белоснежных зуба. — Они никак не соглашались свернуть к заповеднику: говорили, боятся попасть на завтрак ко льву.
В другое время Мартина отозвалась бы на его шутку, но сейчас ей было не до смеха: уже восемь утра, а миссис Гвин Томас в эти минуты обычно пьет на кухне свой чай, ест поджаренные хлебцы с крыжовенным джемом и слушает по радио новости и сводку погоды. Но в доме стояла полная тишина. Что с бабушкой?
— А где же миссис Томас? — спросил Тендаи. — Я звонил ей по городскому и на мобильник: надо было посоветоваться, — никакого ответа.
Мартина с тревогой посмотрела на него.
— Тендаи, что-то случилось… Этот противный бритоголовый… Он приезжал к ней.
— Какой противный бритоголовый? — уже без улыбки спросил Бен, снимая с плеч дорожный мешок. — Кто он?
Тендаи нахмурился.
— Ты говоришь о мужчине в черном джипе, девочка? Он чуть не врезался в нас только что на повороте. Пошли в дом… Где же миссис Томас? — повторил он.
По пути к входной двери Мартина успела поругать себя за то, что не вошла сразу в дом вслед за незваным гостем. Что если бабушке нужна была помощь? Ох, лишь бы с ней ничего не случилось плохого!..
У дверей их встретил только черно-белый кот по имени Воин. Он яростно махал хвостом, шерсть у него встала дыбом. Или это показалось Мартине? Кошки — не собаки: их не очень-то разберешь.
Тендаи осторожно обошел его и первым ступил в гостиную.
— Миссис Томас? — позвал он. — Миссис Томас, у вас все в порядке?
— Бабушка! — что есть силы закричала Мартина.
— Нечего так вопить, — послышался голос из-за прикрытой двери. — Я у себя в спальне.
Мартина ринулась по коридору и без стука ворвалась к ней. Бабушка сидела за столом, согнувшись над какими-то бумагами. Когда она подняла голову, Мартина обратила внимание, что лицо бабушки того же цвета, что и бумаги на столе, а глаза… покраснели, словно она много плакала. Но разве бабушка умеет плакать?
— Заходите, — произнесла она слабым голосом. — Тендаи… И ты, Бен… Вы почти уже члены нашей семьи.
— Этот противный лысый человек обидел тебя? — опять крикнула Мартина. — Я… я прямо не знаю, что бы ему сделала! Что он тебе наговорил?
Миссис Томас недовольно взглянула на внучку, голос у нее немного окреп.
— Мартина, — сказала она, — я уже не один раз говорила тебе, что не надо судить о людях только по первому мимолетному впечатлению. Или по настроению… — Она замолчала, взяла бумаги со стола, некоторое время молча смотрела на них. — Хотя в данном случае… — Голос уже звучал почти как обычно. — В данном случае, боюсь, ты почти права.
Снова наступила пауза. Задумчивый, внимательный взгляд миссис Томас устремился в окно: она словно пыталась запечатлеть и задержать на сетчатке глаза мирную картину, которую видела там, где газели-прыгуны и зебры спокойно жевали траву около поилки.
