Кейд допил стакан и попытался сфокусировать взгляд на лице Мейтисона.
– Тебе эти снимки тоже нужны?
– Да. Мне тоже. Синдикат пообещал мне сорвать большой куш с «Лайфа», если фотки будут первоклассными. – Мейтисон на минуту задумался, потом продолжил: – Тут мне агент из «Дженерал моторс» звонил. Спрашивал, будем ли мы оплачивать твои счета за автомобиль. Я сказал, что это не предусмотрено контрактом. – Снова пауза. – Эта работенка как раз для тебя, Вэл. Элис организует билеты. Вот сотня долларов на расходы. Если нужно, получишь еще. Ну так как?
– Я бы не назвал эту «работенку» приятной прогулкой, – ответил Кейд, чувствуя, как его сердце сжимается от страха. – Кто еще едет?
– Никто. И никто про это не знает. Если справишься, то считай, ты снова в деле.
Кейд провел ладонью по лицу.
– А если нет, то нет?
Мейтисон посмотрел на него задумчиво, взял синий карандаш и принялся черкать лежащую перед ним рукопись. То был знак, что разговор закончен.
Кейд угрюмо молчал. «Смертельный номер», – подумал он со страхом. И в то же время чувствовал, как в нем просыпается былое самоуважение. Этому способствовало и выпитое виски.
– Ладно. Покупайте билет, – сказал он. – К утру буду готов.
И неверной походкой, но соблюдая достоинство алкаша, он вышел из кабинета.
* * *
Пока Кейд шел по летному полю к зданию истонвиллского аэропорта, он мог видеть клубы дыма, поднимающиеся в безоблачное небо. Освещение казалось странным и даже зловещим – как при солнечном затмении.
Его попутчики шли впереди. Они энергично шагали в ногу, размахивая мускулистыми руками, как люди, знающие, куда и зачем направляются.
Кейд не спешил. Было жарко и влажно, и тяжелая сумка оттягивала плечо. Ему не хотелось выходить в город. Долг призывал броситься в самую гущу событий, но репортер с удовольствием остался бы в аэропорту. Кейд решил, что надо будет устроиться в отеле и все подробно разузнать – что и как. А там – видно будет. Но сначала надо выпить.
Он зашел в прохладное сумрачное здание аэропорта. Здесь никого не было, кроме двух его попутчиков. Они стояли у выхода в город и разговаривали с высоким крепким мужиком, одетым в спортивную рубашку с короткими рукавами и широкие брюки цвета хаки.
Кейд бросил взгляд на эту троицу и пошел в бар налево. В баре тоже было пусто. Бармен, лысеющий мужчина средних лет, читал газету.
Подавляя нетерпение в голосе, Кейд заказал чистый скотч. Бармен посмотрел на него с любопытством и плеснул в стакан из бутылки с этикеткой «Белая лошадь». После чего толкнул стакан в сторону Кейда.
Репортер опустил сумку на пол, трясущимися пальцами раскурил сигарету, усилием воли подавляя желание немедленно осушить стакан. Он даже вспотел от этого усилия. Кейд заставил себя сделать несколько затяжек, стряхнуть пепел в стеклянную пепельницу и только после этого, как бы небрежно, взял стакан и отпил глоток.
– Только что прилетел? – спросил бармен.
Кейд посмотрел на него, чувствуя себя малодушным слабаком, оглянулся по сторонам, допил спиртное и ответил:
– Это точно.
– Думаю, типам, вроде тебя, надо иметь побольше мозгов и не переться в наш город в такие дни, – заявил бармен. – Ждали его тут, как же!
Кейду до смерти нужно было выпить еще хоть рюмку, но он чувствовал, что бармен провоцирует его на столкновение. Он неохотно бросил деньги на стойку, поднял сумку и двинулся к выходу в город. Сердце его застучало с перебоями, когда он увидел, что мужик в спортивной рубашке и брюках хаки все еще торчит в дверях – как будто ждет его, Кейда.
Он был примерно того же возраста, что и Кейд. На мясистом красном лице застыло жестокое выражение. Стального цвета глаза, нос картошкой и тонкие губы – мужлан. На нагрудном кармане – пятиконечная серебряная звезда.
Кейд подошел совсем близко, но незнакомец не сделал ни малейшего движения, чтобы уступить дорогу. Кейд остановился, его губы пересохли.
– Я – выборный шериф Джо Шнайдер, – ровным голосом представился незнакомец. – А ты – Кейд?
Кейд заставил себя глянуть прямо в эти серо-стальные глаза, но тут же отвел взгляд в сторону.
– Ну да, – ответил он, презирая самого себя.
– Когда типы, вроде тебя, разговаривают со мной, они называют меня шерифом, – заявил Шнайдер. – Мне так нравится.
Кейд промолчал. Он с отчаяньем думал, как низко пал. Год назад он этого типа враз бы поставил на место. А теперь пикнуть боится. И от этих мыслей почувствовал себя еще более слабым и ничтожным.
– Вэл Кейд, автор так называемых «забойных фоторепортажей» в «Нью-Йорк Сан», – проговорил Шнайдер с усмешкой и крайне оскорбительным тоном. – Так?
– Это я, шериф.
– Ну и какого черта тебе надо в Истонвилле, Кейд?
Кейд говорил себе: «Вели ему заткнуться. Он ничего не может сделать. Он просто запугивает тебя. Скажи ему...»
И услышал со страхом и отвращением свой собственный заискивающий голос:
– Я здесь, потому что меня послали, шериф. Это ничего не значит. Я не ищу неприятностей. И от меня их не будет.
Шнайдер склонил голову набок.
– Да? Я слышал, что «Сан» любит «жареное».
– «Сан» – может быть, но не я.
Шнайдер, заткнув большие пальцы рук за пояс, разглядывал его оценивающе.
– Скажи мне, Кейд, почему они послали сюда такую тряпку, такого проспиртованного слизняка? А? Это интересно.
Кейд проклинал себя за то, что у него не хватило храбрости заказать еще выпивку. Сейчас это было ему просто необходимо.
– Я жду ответа, Кейд.
Шнайдер слегка толкнул репортера в грудь. Кейд покачнулся и отступил на пару шагов. Восстановил равновесие, повел тыльной стороной ладони по пересохшим губам.
– Думаю, они ошиблись в выборе, – он не мог заставить себя замолчать, его несло. – Я ничего не собираюсь снимать, шериф, если это вас беспокоит.
Шнайдер смерил его взглядом с ног до головы.
– Тебя не должно беспокоить – что может беспокоить меня. Где собираешься остановиться?
– В отеле, в центре...
– Когда улетаешь?
– Следующим же самолетом... завтра, в одиннадцать утра.
Шнайдер на секунду задумался, глаза его по-прежнему презрительно поблескивали, затем он пожал плечами.
– Ну, так и чего мы ждем? Потопали, Кейд. Придется о тебе позаботиться.
Когда они вышли в вестибюль, Шнайдер внезапно спросил:
– А что это у тебя в сумке, Кейд?
– Мои вещи.
– Небось, и камера там?
Кейд стал как вкопанный. Глаза его вспыхнули такой безумной яростью, что ошарашенный Шнайдер попятился.
