А ведь все говорят: жизнь проходит очень быстро.
Но никто не предупредил, что она промелькнет в мгновение ока.
Сознание начало уплывать куда-то в милосердный промежуток между мирами, где время не властно над ходом событий и воспоминания мешаются с утраченными надеждами и забытыми мечтами.
Джейн вспоминала, вспоминала, вспоминала…
Вот она держит на руках свою новорожденную дочь.
Малиновые щечки и носик-пуговка.
Требовательный голодный крик, вмиг умолкший, когда крохотный ротик жадно присосался к ее груди, радость от того, что она способна утолить голод этого идеального создания.
Эх, вернуть бы те времена!
Чтобы снова с головой окунуться в то ощущение теплоты.
Останься, останься, останься.
Мысли перескочили на пять лет вперед, на их первую ночь в этом доме. Вспомнилась улыбка дочери, когда они, проснувшись, увидели за окном снег. Вспомнилось, как она сжимала одетую в рукавичку руку дочери, выбравшись вместе с Мелоди на прогулку по их новому району. Странно думать о том, что розовые резиновые сапожки, которые были на Мелоди в тот день, до сих пор лежат где-то в коробке в этом самом гараже, где она сидела сейчас, предаваясь воспоминаниям.
Из блаженного состояния ее вырвал какой-то пронзительный звук.
В доме настойчиво трезвонил телефон.
Джейн неохотно открыла в темноте глаза и попыталась угадать, кто звонит. Телефон она провела только потому, что он шел в комплекте с интернет-связью, и никто, кроме ее куратора, даже не знал номера. Ну и пусть себе трезвонит, подумала она. Но потом поняла, что так нельзя. Если не взять трубку, Грейс явится ее искать. При мысли о том, как Грейс обнаружит ее труп, и это после всего, что она для Джейн сделала, груз вины, и без того отягощавший ее последние мысли, стал и вовсе неподъемным.
Пошатываясь, она выбралась из машины, но к тому времени, когда добралась до телефона, тот уже перестал звонить. Опершись о столешницу, Джейн стояла и ждала, когда Грейс перезвонит. Она знала Грейс. Через десять секунд телефон зазвонил снова, и Джейн, сняв трубку, с вымученной улыбкой произнесла:
– Слушаю.
– Привет, Джейн. Это я, Грейс.
– А, привет, Грейс.
– Я весь день пыталась дозвониться тебе на сотовый. Что-то случилось?
– Все нормально, – отозвалась Джейн. – Я в полном порядке.
– Брось, Джей. Мне можешь не рассказывать.
– Что не рассказывать?
– Ты же знаешь, как расшифровывается «в порядке»? «Ты взвинченная, психованная, одинокая, ранимая, яростная, депрессивная, колючая, ершистая».
Джейн против воли издала слабый смешок:
– Ну, в таком случае я более чем в порядке.
– Я сейчас приеду, – заявила Грейс.
Джейн окинула взглядом царящий вокруг разгром – смятое постельное белье, до сих пор не убранное с дивана, грязную посуду, громоздящуюся вокруг раковины, – и покачала головой. Мать с братом могли хотя бы прибрать за собой, раз уж настояли на том, чтобы приехать на похороны, но не пожелали раскошелиться на мотель. Но нет, они приехали, перетянули все внимание на себя и умудрились каким-то образом сделать самый кошмарный день ее жизни еще кошмарнее.
– Давай лучше я к тебе? – предложила Джейн. – Я как раз собиралась ехать по делам, даже двигатель не глушила.
* * *
К тому времени, когда она въехала на парковку жилого комплекса «Харбор», ее промокшая одежда успела практически высохнуть.
Джейн позвонила в домофон и, когда Грейс открыла, поднялась на лифте на третий этаж. Не успела она постучаться в квартиру, как Грейс распахнула дверь и обняла ее.
– Ох, боже мой, да на тебе сухой нитки нет! Проходи скорей и садись. Я сделаю нам кофе. У меня как раз есть пачка «Питса». Или ты будешь какао?
– Кофе пойдет. Спасибо.
Джейн опустилась в мягкое кресло и устремила взгляд за окно гостиной, на лодочную пристань. Мачты парусных шлюпок раскачивались туда-сюда в каком-то завораживающем ритме, а дождь продолжал лить, подсвеченный туманно-оранжевыми фонарями на пристани, которые уже горели, несмотря на то что часы на каминной полке показывали всего три часа дня.
Появившаяся Грейс протянула дымящуюся кружку.
– Две «Спленды»[1]и капелька сливок, – произнесла она, усаживаясь в кресло напротив Джейн. – Все как ты любишь.
Джейн обняла кружку ладонями, грея озябшие пальцы. Потом сделала глоток кофе и благодарно улыбнулась Грейс. Та со вздохом откинулась на спинку кресла и устремила взгляд на Джейн, но ничего не сказала. Они долго сидели молча, и лишь негромкое позвякивание оснастки, доносившееся из-за окна, нарушало тишину.
– Куда подевалась ваша лодка? – в конце концов спросила Джейн.
– О господи! – отозвалась Грейс. – Да мы продали ее. Это был самый счастливый день в нашей жизни. Я думала, что говорила тебе. Боб пытался сделать вид, будто всему виной кризис на рынке недвижимости. Но на самом деле моряк из него такой же никудышный, как и из меня. Я терпеть не могла эту посудину. – (Снова повисла тишина.) – Я тебе рассказывала, как мы ходили на острова? Не рассказывала? Боб взял с меня слово, но история уж больно хороша, грех не рассказать. Он встал на якорь, чтобы устроить мне романтический ужин на закате. Открыл бутылку сидра, все в таком роде. Даже красную розу где-то раздобыл. Сказал, что хочет внести свежую струю в нашу сексуальную жизнь. Разумеется, он захрапел еще до того, как дело дошло до секса. В общем, пока мы были в каюте, начался отлив и мы очутились на мели. Лодка упала набок, как игрушка. Мы проснулись, когда полетели с койки. Боб растянул себе запястье. И вдобавок ко всему пришлось вызвать береговой патруль, чтобы сняли нас с мели. Вот стыдоба-то была!
Джейн улыбнулась и сделала еще глоток кофе. Она и забыла, как уютно всегда чувствовала себя в компании Грейс. Но потом ее вновь пронзила боль при воспоминании о том, что ее дочери больше нет. Грейс, видимо, все поняла по выражению ее лица, потому что со вздохом произнесла:
– Я бы спросила тебя, как ты, но не представляю, что можно ответить на такой вопрос. – (Джейн проглотила подступившие слезы и покачала головой.) – Твои родные все еще у тебя?
– Вчера вечером уехали, – отозвалась Джейн.
– Опять пили?
– Брат пил. А мать уж лучше бы пила. Они так громко ругались, что соседка позвонила узнать, все ли у меня в порядке, представляешь? А до ее дома пол-акра. И накануне похорон то же самое. Я со стыда сгорела бы, если бы мне сейчас не было на все наплевать. Ох, Грейс, до чего же я ненавижу моих родственничков! Знаю, это неправильно, но ничего не могу с собой поделать.
