Сейчас она и ее мать жили в Оулу, и Элиза училась на стилиста. Она периодически писала Белоснежке и делилась новостями. Писала, как последний раз ходила навещать отца в тюрьме. Это оказалось не так тяжело, как она думала. Важнее было увидеть отца и поговорить с ним. За последнее время Элиза, казалось, успокоилась и повзрослела. События зимы заставили ее вырасти и стать более ответственной. Она больше не могла быть королевой вечеринок и папочкиной дочкой. Казалось, что новая роль подходит ей намного больше, чем старая. Белоснежка была довольна: Элиза все хорошо поняла и отлично вжилась в новые обстоятельства.
На самом деле это Элиза сделала путешествие Белоснежки возможным. Она отправила ей тысячу евро из тех тридцати тысяч, которые были подброшены во двор. Дома Белоснежка сказала, что она сама накопила на путешествие. У нее были сбережения, но, благодаря Элизе, она их не трогала. Неплохо было найти окровавленным деньгам достойное применение. Они жгли ее мысли лишь тем, что лежали в тайном отделении комода…
Вдруг на лицо Белоснежки упала тень. В общем запахе города прорезался незнакомый аромат с ноткой конопляного мыла. Белоснежка открыла глаза. Рядом с ней стояла девушка лет двадцати, одетая в светлые льняные брюки и сшитую из такой же ткани свободную рубашку с коротким рукавом. Ее каштановые волосы были заплетены в две косички, уложенные в корону вокруг головы. В серых глазах застыла неуверенность. Девушка теребила ремень старенькой кожаной сумочки коньячного цвета.
Белоснежка почувствовала нарастающее раздражение.
Конечно, она уже видела эту девушку пару дней назад. Незнакомка изучала ее, думая, что Белоснежка этого не заметила. Они оказывались рядом на одних и тех же туристических объектах, откуда уходили в одно и то же время. Кажется, девушка на пару лет старше и передвигается в одиночку. Скорее всего, какая-то хиппушка, которой захотелось заиметь попутчика, чтобы посидеть вместе в парке, выпить теплого дешевого красного вина и поговорить о глубоких связях во вселенной.
Пусть так, но Белоснежка приехала в Прагу, чтобы побыть одной. Ей не нужны новые знакомства.
Девушка открыла рот; Белоснежка уже была готова отвергнуть это сближение – коротко, вежливо и достаточно холодно. Холодность всегда действует. Но когда незнакомка завершила свое предложение, холод, несмотря на жару, прокрался вдоль позвоночника Белоснежки до самого затылка и заставил ее волосы встать дыбом.
– Jag tror att jag är din syster[3].
Я твоя кровь. Я твоя плоть. Ты моя кровь. Ты моя плоть.
Мы одна семья. Мы матери и отцы, родители и дети, сестры и братья, тети и дяди, кумовья и кузены. В нас течет одна кровь, у нас одна вера, которая старше гор и глубже рек. Господь создал нас, чтобы мы были одной семьей, членами одной общины.
Давайте возьмем друг друга за руки. Братья и сестры, скоро придет наше время. Иисус позовет нас, и мы, не колеблясь, ответим на Его призыв. Мы не боимся. Мы глубоко веруем.
Наша вера бела, как снег. Она кристально чиста. В ней нет места сомнению. Наша вера как свет, который своею силой ослепляет грешников. Наша вера сожжет их своим пламенем.
Мы семья, которая держится всегда вместе. Мы Святая Белая Семья, и нам скоро воздастся за наши ожидания.
2
Она всегда знала, чувствовала, ощущала, что в ее семье что-то скрывалось. Что-то значительное, о чем не говорили, но что так густо обволакивало дом, что становилось трудно дышать.
Взгляд девушки блуждал по столикам, зонтикам кафе, лицам других туристов. Ее тонкие светлые пальцы быстрыми движениями бегали по стенкам стакана воды со льдом, рисуя полоски на его запотевшей поверхности. Она сделала лишь один глоток. Белоснежка успела тем временем выпить два больших стакана воды и вдобавок маленькую чашечку черного кофе.
Они остановились в дорогом туристическом кафе внутреннего двора замка, потому что поблизости не было другого подходящего места. Мысли Белоснежки нащупывали пустоту. Она не знала, как сформулировать все те многочисленные вопросы, что теснились у нее в голове.
– Jag måste kanske försöka förklara…[4]– тихо и нерешительно произнесла девушка.
Было бы неплохо.
Белоснежка промолчала и дала возможность незнакомке говорить.
Не вводи в заблуждение своими вопросами.
– Jag har… kan jag prata engelska? Min svenska är lite dålig[5].
Белоснежка дала согласие кивком. Она заметила, что девушка говорит с сильным чешским акцентом. Шведский не ее родной язык. Но все же была причина, почему она обратилась к Белоснежке именно на этом языке.
– My name is Zelenka. I’m twenty years old[6], – произнесла девушка.
Белоснежка следила за ее пальцами, которые нервно продолжали двигаться вдоль поверхности стакана. На безымянном пальце правой руки была еле-еле заметная вмятина, огибающая палец. Как будто девушка долго носила там кольцо, но затем сняла.
Зеленка рассказала, что всю свою жизнь прожила в Праге. Детство и юность она провела вдвоем с матерью. Когда Зеленке исполнилось пятнадцать, ее мама умерла. Несчастный случай. Ночью упала в реку.
Голос Зеленки стал более глухим. Она на секунду подняла глаза над головами туристов и уставилась на церковь:
– После… Другие позаботились обо мне. Сейчас у меня новая семья.
– Ты замужем? – спросила Белоснежка.
Зеленка резко замотала головой.
– Нет, нет, речь не об этом. Добрые люди, которые взяли меня к себе… Ты веришь в доброту?
Вопрос был столь неожидан и столь серьезен, что Белоснежке нужно было глотнуть кофе прежде, чем ответить.
– Бывают благие дела. И благие намерения.
Зеленка посмотрела прямо ей в глаза. Белоснежка не могла понять ее выражения лица. Это задумчивость или враждебность? Хотелось бы, чтобы новая знакомая приступила к делу, но при этом не спешила.
Как будто прочитав ее мысли, Зеленка продолжила:
– Когда я была совсем маленькой, мама не соглашалась рассказывать мне об отце, хотя я уверена, что своими вопросами и разговорами сводила ее с ума. Она лишь повторяла: нет у тебя отца. Я знала, что это ложь. У всех должен быть отец. Когда мне исполнилось десять лет, мать усадила меня рядом с собою и заговорила о папе. Она рассказала, что летом одиннадцать лет назад она познакомилась с туристом. Мужчина был из Финляндии и говорил по-шведски. Его звали Петер Андерссон.
