Эван решил сменить тему разговора.
– Когда ты хочешь пойти на этот семейный обед?
– В четверть никогдатого. – Я тяжко вздохнула. – Слава богу, что Лорен и Грег тоже будут там. Мелани приведет Кайла.
– Ты смотри, какая смелая.
Отец обожает Эвана – наверное, весь семейный ужин он проведет за разговорами о том, как они в очередной раз поедут вместе на рыбалку, – и столь же сильно презирает Кайла. Я не могу его винить. Кайл мнит себя будущей рок-звездой, но как по мне, то единственное, что ему хорошо удается, – это охмурять мою сестру. Правда, отец всегда ненавидел наших парней. Я до сих пор не могу поверить в то, что ему нравится Эван. Хватило одной поездки на турбазу, и отец стал говорить об Эване так, словно Эван тот самый сын, которого у него никогда не было. Папа до сих пор хвастается, какого огромного лосося им удалось поймать.
– Мне кажется, она думает, что, если папа и Кайл проведут побольше времени вместе, отец поймет, какой Кайл замечательный, – хмыкнула я.
– Не вредничай. Мелани его любит.
Я скорчила гримасу.
– На прошлой неделе она сказала, что мне стоит позагорать, если я не хочу потеряться на фоне платья. А ведь до нашей свадьбы еще девять месяцев!
– Она просто завидует. Не стоит принимать ее подколки на свой счет.
– А мне показалось, что так оно и есть.
В комнату вслед за Олешкой вбежала Элли и бросилась мне на руки.
– Мамочка, Олешка съел мою кашу!
– Ты опять поставила тарелку на пол, глупенькая?
Элли захихикала, пряча лицо у меня на груди, и я вдохнула свежий запах ее волос. Худенькая и темноволосая, Элли больше похожа на Эвана, чем на меня, хотя Эван и не ее биологический отец. Зато у нее мои зеленые глаза – кошачьи глазки, как говорит Эван. И мои кудряшки. Конечно, теперь, в тридцать три года, мои волосы уже не такие курчавые, как в детстве, но у Элли они торчат во все стороны упрямыми пружинками, в точности как у меня на детских фотографиях.
Встав, Эван хлопнул в ладони.
– Ладно, родные мои, пора собираться.
Через неделю, вскоре после Нового года, Эван на пару дней уехал на базу. Почитав в Интернете еще письма о приемных детях, вечером перед отъездом Эвана я сказала ему, что попробую найти свою биологическую мать.
– Ты уверена, что это хорошая идея? У тебя и так полно хлопот из-за свадьбы.
– В том-то все и дело. Мы с тобой женимся, а судя по тому, что мне известно о моем появлении на свет, меня вполне могли оставить на Земле инопланетяне.
– Ну, это многое могло бы объяснить.
– Ага, очень смешно.
– Серьезно, Сара. Что ты почувствуешь, когда найдешь ее? А вдруг она не захочет тебя видеть?
Что я почувствую? Отогнав эту мысль, я пожала плечами.
– Придется смириться с этим. Сейчас я уже не так остро на все реагирую. Но я и правда должна найти ее. В конце концов, мы ведь собираемся завести ребенка.
Беременной я все время боялась, что у моего ребенка может проявиться какое-нибудь наследственное заболевание. К счастью, Элли здорова, но когда мы с Эваном заводим разговор о наших будущих детях, я вновь чувствую этот страх.
– Меня больше волнует то, как на это посмотрят мама и папа.
– Тебе необязательно говорить им об этом. Это твоя жизнь. Но мне кажется, что сейчас просто неподходящее время.
Возможно, Эван прав. Я забочусь об Элли, работаю, готовлюсь к свадьбе. Все это и так достаточно сложно в эмоциональном плане.
– Я подумаю о том, чтобы отложить это на потом, хорошо?
– Да ла-а-а-адно. – Эван улыбнулся. – Я же тебя знаю, солнышко. Как только ты приняла решение, тебя уже не остановить.
– Обещаю! – рассмеялась я.
Я действительно обдумала возможность отложить это на потом, в особенности когда представила себе мамино лицо в тот момент, когда она об этом узнает. Мама часто говорила, что я особенная, ведь когда они приняли решение об удочерении, то выбрали именно меня. Когда мне было двенадцать, Мелани изложила мне свою версию. Она сказала, что родители удочерили меня, так как у мамы не было детей. Но теперь у нее появились две дочери, и я ей больше не нужна.
Мама застала меня в моей комнате. Я собирала вещи. Когда я сказала ей, что найду своих настоящих родителей, она начала плакать.
– Твои биологические родители не могли заботиться о тебе, но они хотели, чтобы ты обрела самую лучшую семью. Поэтому теперь мы заботимся о тебе. И мы очень тебя любим, – наконец сказала она.
Я никогда не забуду боль в ее глазах, не забуду, каким хрупким мне показалось ее тело, когда я сжала ее в объятиях.
В следующий раз я всерьез задумалась о поисках своих биологических родителей, когда закончила колледж. Потом – когда узнала, что беременна. И через семь месяцев, когда я впервые прижала к груди Элли. Но я всегда думала о маме, о том, каково это, когда твое дитя хочет найти свою биологическую мать. Я представляла, как бы меня это обидело, и не могла причинить маме такую боль. Наверное, я и в этот раз отказалась бы от этой идеи, если бы не позвонил папа. Он, как и всегда, хотел пригласить Эвана на рыбалку.
– Извини, папа, он только вчера уехал. Почему бы тебе не пригласить Грега?
– Грег слишком много болтает.
Мне стало немного жаль мужа Лорен. Если Кайла папа презирал, то Грега просто не замечал. Однажды я видела, как при разговоре с ним папа развернулся и просто ушел, хотя Грег даже не успел договорить предложение до конца.
– Вы сегодня будете дома? Я хотела забрать Элли из школы и заехать к вам в гости.
– Не сегодня. Мама отдыхает.
– Энтерит обострился?
– Она просто устала.
– Ладно, без проблем. Если тебе понадобится помощь, дай мне знать.
Сколько я себя помню, у мамы случались обострения. Неделями все было в порядке, и мама переклеивала обои в детских комнатах, шила занавески, много готовила. Даже папа был почти счастлив в эти дни.
Я помню, однажды он даже поднял меня на плечи, и я наслаждалась его столь драгоценным вниманием. Но мама всегда забывалась, слишком много работала, и через пару дней болезнь вновь побеждала. Она таяла у нас на глазах, ее тело отказывалось принимать пищу, и даже от детского питания ее рвало. Когда маме становилось плохо, папа приходил домой и спрашивал, что я делала весь день, словно пытался найти что-то или кого-то, на кого можно свалить вину за болезнь жены. Мне было девять, когда папа застал меня перед телевизором. Мама спала. Он затащил меня в кухню и начал тыкать пальцем в гору грязной посуды, крича, что я ленивая и неблагодарная дочь. На следующий день его взбесила груда грязного белья, потом – игрушки Мелани, разбросанные на дорожке перед домом. Его грузное тело нависало надо мной, голос вибрировал от ярости, но отец никогда не кричал, никогда не делал ничего, что могла бы увидеть или услышать мама. Он затаскивал меня в гараж и начинал вычитывать, а я смотрела на его ноги и дрожала от страха, думая, что сейчас он скажет, что я ему больше не нужна. После таких скандалов он неделями со мной не разговаривал. Я начала выполнять работу по дому прежде, чем мама успевала до нее добраться, оставалась дома, пока мои сестры гуляли с друзьями, готовила обеды – папа никогда не хвалил меня за это, но хотя бы не молчал. Я делала все, чтобы в доме не было этой гнетущей тишины. Делала все, чтобы мама не заболела. Пока она была здорова, мне не угрожала опасность.
