Франсуаз протянула руку, растворяя астральный портал.
– Куда? – спросила она.
– Значит, пусть будут Острова.
Девушка шагнула в дверь первой. На полпути она остановилась и повернулась ко мне:
– Ты просто не хотел встречаться ни с кем из столицы, вести красивые разговоры и обсуждать эльфийскую старину. Я правильно тебя поняла?
– Не хотел, – согласился я. – Если бы мне нравилось водить хороводы при Совете, я бы остался там. Это гораздо почетнее.
– Ты протащил меня по всей улице, как коп шлюху во время облавы, только потому, что тебе в лом встречаться с коллегой. Майкл, ты нечто.
– Приму это как комплимент.
Я уже почти вошел в дверь, когда мои часы зазвенели.
2
Строго говоря, они не зазвенели, а завибрировали. Золотой эльфийский брегет не издает звуков. Достав его, я открыл крышку и сморщился от неудовольствия.
– Вертайся назад, – хмуро пробормотал я. – И закрывай к гному этот портал. Мы остаемся здесь.
Я сделал шаг назад и запрокинул голову.
– Вот она, – сказал я. – Водонапорная башня. Франсуаз приложила ладонь к глазам, глядя вверх.
– Да? – спросила она. – Мне всегда клалось, они должны быть маленькими – ну, вот такими…
Девушка показала рукой.
– Тьфу, я и правда говорю, как начинающая шлюха, впервые увидевшая минотавра без штанов.
– Ее выстроил великий мудрец Иль-Закир, из города Маназира, – пояснил я. – И ты не первая, на кого это зрелище оказывает столь сильное впечатление. Правда, сомневаюсь, что всем остальным удавалось найти столь цветастые слова…
Здание, рассекавшее перед нами небо, скорее походило на величественный зиккурат. Все оно состояло из металла; двадцать девять ярусов возносились вверх, один за другим, и с каждого на нижний низвергались потоки искрящейся воды.
– Любой этаж здесь выше предыдущего на три с четвертью фута, – заметил я. – Поэтому снизу создается иллюзия, что они равной высоты. Будь так на самом деле, ярусы казались бы разными… Забавная игра зрения.
Я подтолкнул девушку в спину, увлекая ее вперед.
– Система фонтанов, которую ты видишь, не имеет ничего общего с системой забора воды из скважины. Она здесь только для красоты.
Чем ближе мы подходили, тем выше казалось здание.
– Башня Иль-Закира обеспечивает водой долину. Если она рухнет, все здесь покроется водой, на три сотни миль вокруг. Поток снесет постройки, смоет посевы. Погибнет приблизительно триста шестьдесят тысяч человек… А через пару дней вода уйдет в землю, и весь край превратится в пустыню.
Я улыбнулся.
– Именно это и произойдет в день церковного праздника, который справляют в это воскресенье. Маленький Апокалипсис для милого оазиса. Вот почему Великий Совет хочет, чтобы я пока что остался здесь.
– Эльфийская пословица гласит: ищи силы в узах, что связывают тебя с миром, – произнес я. – Оросительные каналы, которые берут здесь свое начало, и есть нити, объединяющие этот земледельческий край. Правда, народная мудрость умалчивает, какой облом тебя ждет, когда эти связи порвутся…
Водонапорная башня не имела входа. Вокруг нее, то поднимая вверх копья, то вновь беря их на плечо, маршировали четверо стражников. Или их фортели с оружием представляли собой сложный священный ритуал, или у гвардейцев просто время от времени затекали руки – я так и не понял.
– Поговорим с ними, Френки, – заметил я. – Уверен, у них сразу поднимется настроение от моих новостей. Прямо подлетит выше этого здания…
Я решительно направился вперед и потому не сразу заметил, как площадь под моими ногами начала расходиться. Она просто разъезжалась на части, как лед на реке весной.
Люди, которые маршировали вкруг башни, нимало не обращали на это внимания. Казалось, ничего странного вообще не происходит.
– Беги! – закричала девушка.
Это был крайне полезный совет. Даже пьяный гоблин поймет, что бегать по крошащемуся льду – занятие для самоубийц, полудурков и профессиональных политиков.
Но такова уж моя Френки – всегда скажет что-нибудь полезное.
Я взглянул себе под ноги.
У старины Майкла (то есть меня) был один шанс из двух. Либо я стою на достаточно крепком куске, или уже давным-давно лечу в пропасть.
И я сомневался, будто внизу меня поджидает Белый Кролик, готовый указать путь.
Мне повезло. Не знаю, почему и чем я заслужил у судьбы такую удачу. Наверное, Небесные Боги решили на сей раз поддержать меня, чтобы в следующий раз было еще смешнее врезать мне между глаз.
Моя льдина – или на что там распалась поверхность площади – оказалась довольно крупной. Разваливаться она, кажется, тоже не собиралась. А, впрочем, кто собирается? Все просто летит к чертям, в самый неожиданный момент.
Но на пару секунд я мог об этом не беспокоиться.
Френки оказалась в положении посерьезнее. Трещина прошла прямо между ее стройными ножками. Теперь девушка балансировала на двух крошечных островках, каждый из который грозил перевернуться, как заправский оборотень.
– Прыгай, – приказал я.
Конечно, было много вопросов, над которыми следовало задуматься, прежде чем отдавать такую команду.
Почему городская площадь, ровная и прочная, вдруг превратилась в гном знает что.
Какая опасность таится под ее разъехавшимися обломками – просто болото, песок или бездна, сорвавшись в которую, ты не долетишь до конца даже к Судному дню.
И главное – не треснет ли к чертовой матери мой островок, если перетащить на него еще и Френки.
Вопросов, как вы видите, было много, поэтому я предпочел не отвечать ни на один из них, а просто крикнул девушке:
– Прыгай!
Френки прыгнула.
Два маленьких островка, на которых она стояла, качнулись под ее тяжестью и пару раз повернулись, как делает колесо рулетки перед тем как остановиться.
Я протянул руку, чтобы поймать девушку. Но она устремилась не в мою сторону, а на другую льдину, в десятках двух футах от меня.
Кожаные сапожки коснулись поверхности островка. Тело девушки напряглось, готовое совершить новый прыжок, если островок под ней уйдет в бездну. Но этого не произошло. Франсуаз выпрямилась во весь рост, и длинная дайкатана словно сама легла ей в руку.
Теперь я мог осмотреться.
Мне часто приходилось слышать выражения типа «земля уходит из-под ног» или «провалиться сквозь землю». Помню, как хотелось мне сгинуть от стыда в тот день, когда на торжественной церемонии в колледже я забыл слова своей речи и несколько страшных минут провел в молчании, а на меня смотрели тысячи глаз.
