– Вячеслав Ромуальдович?
– Да-да. Домбровский.
– И что?
– Как только он вошел, мальчишка, который раньше мог передвигаться только держась за стену, вдруг отказался от надёжной опоры и, сделав самостоятельно несколько уверенных шагов, пару раз громко повторил: «Ты – враг народа! Ты – враг народа!» А через день Домбровского арестовали. С формулировкой «за участие в шпионско-диверсионной террористической организации»…
– Знаю. Его расстреляли накануне вашего назначения.
– Ради бога, не проводи между нами параллелей. А то ещё накаркаешь!
– Чего не проводить? – прикинулся не шибко грамотным Вялов.
Придерживаться именно такой линии в поведении с руководством советовал ему верный наставник – капитан Шульгин, которого за давние грехи прошлой весной перевели за полярный круг.
Подобная тактика не раз спасала от неприятностей – что возьмешь с дурака?
Вот и новый начальник, имевший за плечами аж три класса гимназии, не стал объяснять лейтенанту ничего. Да и как можно объяснить несведущему человеку суть сложных геометрических понятий, если он и в арифметике недюж?
Александр Викторович поднялся с места и закурил, хоть и не грешил табачком уже более двух суток. Хотел бросить в очередной раз – не вышло! Еще несколько месяцев назад, в родном Смоленске, он баловался совсем другими папиросами, воспетыми великим пролетарским поэтом. «Все курильщики всегда и везде отдают предпочтение “Красной звезде”»… Жаль, здесь, в Твери, тьфу ты, в Калинине, трудно найти им достойную замену. Вот… Еле достал через спецраспределитель проклятый «Беломор», от которого першит и дерет в горле… Хоть бери и переходи на махорку, будто он не начальник, а хрен собачий! Нет, все равно, хочешь не хочешь, а бросить придется!
Гуминский погасил папироску и уставился в синие Пашкины глаза:
– Больше ничего добавить не хочешь?
– Никак нет!
– Скажи, младший лейтенант Сокол – твой протеже?
– Как, как вы сказали?
– Протеже!
– Я, между прочим, пролетарского происхождения, детство провёл в интернате и в буржуазных терминах ни черта не смыслю…
– Да не горячись ты так, Павел Агафонович! Я не хотел тебя обидеть. Этого Сокола в Весьегонске кто поставил?
– Я. По согласованию с высшим руководством!
В управлении давно ходили слухи, что какой-то родственник лейтенанта (то ли старший брат, то ли дядя) – чуть ли не правая рука самого товарища Ежова (вот, мол, почему карьера Вялова так резко пошла в гору именно с осени прошлого года, когда Николая Ивановича назначили наркомом внутренних дел!). Сам Павел время от времени любил намекнуть на наличие высокого покровителя в Москве, но вслух его фамилию никогда не произносил.
– А тебе известно, что Степан сошел с ума? – наседал Гуминский.
– Нет… – растерянно выдавил лейтенант. – Когда?
– Вчера его поместили в областную психиатрическую больницу.
– С чего бы это?..
– А то ты не знаешь?
– Нет…
– После того как тебя перевели в область, Сокол стал чуть ли не ежедневно гостить у Парфёновых. Все, о чем говорил Ванечка, старательно заносил в свой блокнот, а позже на основании этих записей составлял рапорты для Домбровского. Вот, смотри, что я обнаружил у него в сейфе, – Александр Викторович потянул на себя выдвижной ящик стола и вытряхнул его содержимое на полированную поверхность.
Вялов по дате выбрал из вороха донесений самое свежее и начал читать вслух:
– Соседи называют Ивана юродивым… Говорит он редко, но метко. Ни с того ни с сего вдруг может ошарашить любого незнакомого человека известием: «Ты болен» или «Скоро умрешь». Причем все его предсказания имеют свойство сбываться…
– Ладно… Отставить… Можешь забрать бумаги себе.
– Если позволите.
– Позволю. Скажи честно, Павел Агафонович, ты и вправду не знаешь, отчего Степан тронулся рассудком?
– Нет, – скорчил идиотскую рожу лейтенант. – Не знаю! Разрешите идти?
– Иди! – Гуминский устало отмахнулся от «тупицы» и прикурил новую папиросу.
А Вялов после разговора с начальником ушёл домой, заперся и пил, пил, пил…
* * *
Под подушкой зазвенел будильник – подарок сестры ко дню рождения. На прошлой неделе Пашке исполнилось двадцать семь. Черт, позади уже свыше четверти века! А за душой по-прежнему – ни кола ни двора… И даже семьи пока нет. Родители давно умерли, а всем сердцем любимая Катюша, еще совсем недавно обычная девчонка с соседнего двора, а теперь – преподаватель военно-химического училища[3], почему-то тянет со свадьбой. Что только он не вытворял? Цветы дарил, на экскурсии возил, даже с руководством знакомил…
Первый начальник НКВД по Калининской области Яков Абрамович Дейч, возглавивший управление за год до Домбровского, сам проявил инициативу. Мол, представь мне свою избранницу. Вялов не отпирался.
Они встретились «случайно» в центральном городском парке и долго судачили про житье-бытье. А потом Абрамыч попросил оставить его с Катей наедине.
О содержании той интимной беседы Пашка узнал только тогда, когда хитреца Дейча уже перевели в Ростов-на-Дону. Оказалось, его интересовали студенты из Германии, которым Екатерина Андреевна читала лекции по русской литературе! С одним из них – неким Отто Клейстом – она даже помогла устроить начальнику встречу…
Когда любимая открылась, Павел немедленно отправил рапорт кому надобно. Мамкиному родному брату. И с недавних пор – одному из заместителей всемогущего наркома. Пройдет совсем немного времени – и Дейча арестуют, несмотря на членство в партии с 1917 года и многолетний опыт работы в ВЧК, ОГПУ-НКВД. До суда он не доживёт – умрет во время следствия. Правда, Вялов об этом никогда не узнает…
* * *
Голова гудела немилосердно. Эх, пивка бы! Но в рабочее время Пашка – ни-ни… Сейчас с этим строго. Гуминский сам не пьёт и другим не позволяет…
Сегодня последний рабочий день перед великим всенародным праздником, к тому же совпавшим с воскресеньем. Не гулькин хрен – 20 лет советской власти, которую он поклялся защищать до последней капли крови! А раз так – с отдыхом придется повременить. Для кого – выходной, а для кого – самый что ни есть обычный рабочий день. Вон сколько врагов народа развелось по всей округе: шпионы, диверсанты, террористы…
А тут еще Ванечка со своими предсказаниями…
– Здравия желаю, товарищ лейтенант!
– Ты кто?
– Кандидат на звание Горшков! – бодро отрапортовал бледнолицый юноша, поджидавший его у двери персонального кабинета.
