– Быстро собирайте тряпки, режьте попоны и мочите их обильно водой. Мокрые тряпки бросать будем на стрелы зажигательные…
Искать тряпки было недосуг, и Михей палашом распластал первую, попавшуюся под руку попону. Торопливо стал запихивать обрубки в бадейку с водой у коновязи.
– Обильнее, обильнее мочи тряпки-то! – Сказал Ефрем, направляясь было ему на подмогу.
– Вот они, зачинают! – крикнул солдат от стены.
Ефрем бросился к кричавшему. Туда же прибежал и Михей с охапкой мокрого тряпья.
Ефрем толком еще не высунулся из-за частокола, как первая горящая стрела с тупым звуком вонзилась в бревно чуть ниже края. Он выхватил у Михея тряпку и, приподнявшись по грудь из-за бревна, сверху набросил ее на не успевший разгореться факел. Мокрая тряпка повисла на стреле, и огонь с шипением погас.
Ефрем едва не поплатился за это. Вторая стрела сбила с него треуголку и парик. Накладные волосы тут же, на земле, занялись, но проворный Михей затоптал их.
– Вот, видали как?.. Только стерегись, братцы, бьют, дьяволы, метко больно!
Его команда, мигом расхватав мокрую ветошь, разбежалась по местам. Киргизские всадники по очереди подхватывали из костра факелы-стрелы и проскакав вокруг укрепления, улучив момент, стреляли из луков в сторону деревянных стен и быстро назад. Действовали парами. Стреляли по очереди, чтобы сшибить по возможности какого-либо неосторожного защитника. Вскоре огненное колесо уже вовсю крутилось вокруг осажденного поста. Несколько солдат обожглись, кого-то легко царапнуло. Как ни старались защитники, кое-где сухое дерево частокола все же занялось – не успевали гасить.
Бунтовщики, вдохновленные этим, ринулись было снова на приступ, но Ефрем с командой, перебегая и перетаскивая пушку, вновь отбились. Наступило затишье. Солнце поднялось уже высоко, припекало. Ефрем видел, как устали его люди. Он знал: порох в крепости уже на исходе.
– Вот что, братцы, – сказал он ближним к нему солдатам, большей части команды, – дело мы свое исполнили честно, как могли. Присяге не изменили. Но припасы наши и малое число наше не позволяют нам более держаться здесь.
Солдаты напряглись, слушая своего командира. Был он хоть и молод, всего-то двадцать четыре года, но за старшего они почитали его все, и искренне. Строгий, но добрый, грамотный и трудолюбивый, Ефрем легко поднялся по службе, но не чинился, солдат постарше почитал и отличал. Может, потому солдаты его команды обращались к нему, а он к ним не по званию или фамилии, а по имени. Точно так, как звали друг друга в российских деревнях близкие соседи или работники в артелях. У русских это высший знак доверительности, когда в обиходе имя называется не уменьшительно, а полно, степенно, или уменьшительно, но ласково.
Сейчас солдаты слушали своего сержанта словно выборного вожака артели, как бы ожидая себе приговор на жизнь или смерть, на честь или позор. Все знали, что подчинятся этому приговору беспрекословно – таков обычай. Вовсе не устав, а то, что в крови, в душе от веку.
– Решил я, пробиваться будем! – Ефрем обвел всех взглядом.
Солдаты, как будто повеселели – все же надежда какая-то.
– Кони у нас сытые, в силе. Канониры, пушку законопатить немедля! Коней разобрать, ружья зарядить, сабли приготовить! – скомандовал Ефрем и позвал: – Иван!
– Слушаю, – откликнулся один солдат.
– Ступай и отковырни землю от бочонка потайного, под стеной.
Все немедленно сели в седла, пушку заклепали, стали ждать Ивана. Тот подбежал к мине под частоколом, машинально выглянув за него и закричал истошно, выпучив глаза:
– Лезут!.. Ефрем, они уже на стене!..
– Отбрось землю от бочки, быстро!
Иван охапками копнул несколько раз. Показался край бочонка. Из-за кольев, сверху, прямо над Иваном высунулась голова в черной бараньей шапке. Ефрем выхватил из-за пояса пистолет, выстрелил. Голова в папахе исчезла. Иван тоже присел от грохота.
– Быстрее назад! – крикнул Ефрем Ивану.
Тот подбежал и впрыгнул в седло приготовленного ему коня.
А через тын уже перемахнули несколько нападавших. Увидев перед собой всадников, они остановились в нерешительности.
– Братцы, по бочонку, залпом пли-и! – заорал Ефрем…
Солдаты дали дружный ружейный залп. На месте прорыва бунтовщиков с грохотом и дымом вздыбилась земля. Клочья разодранных тел, щепок и туча пыли взметнулись вверх. Взвыв от ужаса, толпа мятежников покатилась с крепостного вала. За ними из дыма и пыли, размахивая саблями, давя и рубя отставших, вынеслась команда Ефрема. Нападавшие были так ошеломлены, что разбегались, ни о каком сражении не помышляя. Ефрем галопом повел свой отряд на север, к Оренбургу.
Между тем бунтовщики скоро пришли в себя. Вид кровавых ошметков, оставшихся от их товарищей, подхлестнул тех, кто были на конях, со звериной яростью броситься в погоню за солдатами. Кони у мятежников оказались резвее, чем полагал Ефрем. Они стали настигать беглецов.
– Егор, – крикнул на скаку Ефрем, – уводи людей! Я задержу их!
– Негоже так-то, Ефрем, командира-то в бою бросать! – ответил ему солдат из головных.
– Уводи! Иначе всех побьют! Бог даст, я их по степи помотаю и оторвусь!.. Их, глянь, не так уж и много!
– За одним они гоняться не станут, а мы здеся больше сгодимся! – подытожил вмешавшийся в перепалку Михей. – Верно, братцы?
– Верно, верно! – разом откликнулись все.
– Коли так, братцы, тогда по-ихнему же, по-казацки – разом поворот и в атаку! Айда-а-а! – крикнул Ефрем.
Разойдясь на две стороны, развернувшись по ходу движения, солдаты по-казацки, лавой, с криком «ура» бросились на преследователей.
Десятка три бунтовщиков, скакавших с визгом и гиканьем растянутой гурьбой, в беспорядке заметались, остановились, а кто-то даже развернулся. Однако несколько отчаянных казаков и киргизов продолжали наступать яростно.
Передовой киргиз в малахае и полосатом халате с ходу налетел на резко возникшего перед ним Ефрема. Ловко поднырнув под занесенную Ефремом саблю, он рубанул боковым ударом своего кривого клинка. Глубокий кровавый порез лег над правым ухом Ефрема. Но следующего преследователя Ефрем сам достал. Проскочив первого противника, на втором замахе он точно угодил саблей по голове молодому мужику, лихо, но неумело ввязавшемуся в драку. Тот свалился как мешок под ноги коням, даже не вскрикнув.
Решительный натиск принес поначалу успех солдатам, но пугачевцы, видя, что их больше, взялись окружать отряд Ефрема. Маневрируя, солдаты не давали сомкнуть кольцо, но силы были явно не равны.
На Ефрема навалились сразу трое. Он, сорвав с плеча ружье, выстрелил в одного – убил. Инстинктивно вскинул бесполезное уже оружие, защищаясь от сабли казака и уронил его вместе с отрубленным большим пальцем левой руки.
Другой казак ткнул в Ефрема пикой, но сам повалился на бок, зарубленный подоспевшим Михеем. Все же пика ударила Ефрема в голову, повыше лба, и он потерял сознание.
