Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 35
— Давай-ка так с тобой сделаем, — произнесла спустя какое-то время тетя Света. — Завтра я своего с тобой на машине отправлю, все оформите, там ведь что получается, в морг, а потом заказывать все, и на кладбище звонить… нет, давай на кладбище я сама, тебе нужно будет свидетельство получить. Деньги я, сколько не хватит, дам… — Видимо, в этот момент мама посмотрела на нее, как порой смотрела, когда подруга предлагала помощь, бескорыстно, а маме было неловко принимать. — Дам, — уверенно повторила тетя Света. — Потом разберемся что и как.
— У тебя самой двое детей, Свет.
— Ничего, не нищие, переживем. — Тетя Света немного помолчала, и повторила задумчиво, со вздохом: — Переживем.
Перед уходом она все же уложила Наташу спать. Мама надолго ушла в ванную, вода шумела там, когда Наташа раздевалась, когда легла и тетя Света принесла стакан молока, как она любила, в кроватку — Наташа не раз ночевала у соседки, и та уже знала, как нужно. Вышла мама с красными глазами и полотенцем на голове, когда тетя Света постучала в дверь ванной и попросила закрыть за ней. В коридоре женщины встали перед дверью.
— Когда скажешь? — Света кивнула на дверь комнаты.
Наташина мама, Марина, покачала головой.
— Давай вместе поговорим, — предложила Света.
— Посмотрим, — глухо откликнулась та и, уже когда подруга вышла за порог, тихо добавила: — Спасибо.
Спустя некоторое время мама вошла в комнату и прямо так, с полотенцем, легла. Наташа все ждала, что она хотя бы подойдет и поцелует ее на ночь, но мама быстро затихла, и спустя минуту девочка села на кровати. Спросить тетю Свету о том, что случилось с папой, она испугалась, и до сих пор ей было не по себе. Наташа бесшумно выскользнула из-под одеяла и подошла к маме. Всегда такая красивая, молодая, та будто постарела за этот день. Морщинка на лбу, обычно почти незаметная, теперь была глубокой и различимой, на лице застыло серьезное болезненное выражение, даже сейчас, когда мама спала, не исчезнувшее. Наташа уже не придумывала, как привлечь внимание, как задать нужный вопрос, чтобы все сразу стало легко и ясно, чтобы мама успокоила и сказала, что все хорошо. Она чувствовала, что сейчас не может ничего сделать, что бессильна перед чем-то, от чего мама стала такой грустной. Осторожно отогнув одеяло, Наташа медленно, чтобы не разбудить маму, легла рядом с ней, укрывшись краешком, который смогла вытянуть из-под ее руки. А та, видимо во сне, обняла ее.
Папу хоронили скромно, с домашними поминками, на которые пришли его друзья и тетя Света с мужем. С самого утра в день похорон было непривычно холодно, и Наташа, которую мама укутала и посадила рядом с собой на сиденье «газели», жалась к ней и поглядывала назад, где отсутствовали сиденья как в обычных маршрутках и вместо них стоял большой красивый лакированный ящик. В нем лежал папа, и, наверное, ему тоже было холодно. Понять, что именно сейчас с папой, было сложно. Когда объясняли мама и тетя Света, казалось, что есть какая-то далекая страна, куда все люди в определенный момент уходят. Наташа слушала тогда, поглядывая за окно и представляя, как где-то там, дальше облаков, есть эта страна, и еще есть папа, здоровый и улыбающийся, как всегда, когда возвращался с работы и ловил ее на руки. Но того, что он еще частично здесь, она не ожидала. В морге она долго смотрела на осунувшееся восковое лицо со страшно вздутыми губами, словно он держал что-то во рту. Это был будто бы и папа — и одновременно не он. Что-то чужое было в его лице, и уже трудно было представить, что сейчас он откроет глаза, поднимется и улыбнется ей. Такой папа уже не мог улыбнуться. Только в машине, вцепившись в рукав маминого пальто, Наташа начала плакать. Не навзрыд, как мама в морге, и в церкви, и потом на кладбище, пока не устала от слез и не замолчала, пустыми глазами глядя, как ящик опускают в землю. Нет, Наташа сидела и посматривала через стекло, а потом на ящик и снова на небо, и по щекам бежали дорожки слез. Она еще не осознавала, насколько страшна потеря, не понимала этого непоправимого «никогда», но начинала представлять, что теперь что-то в ее жизни осталось позади и папы уже не будет.
* * *
Поезд прибыл на станцию вечером, около семи. По осени в это время было уже темно. Марина с горем пополам сгрузила из вагона огромный чемодан — вещи пришлось забирать все: ехали надолго. То есть Наташу она везла сюда надолго. До сих пор не осознавая, что оставит дочку и завтра сама одна сядет в такой же поезд, женщина подхватила невесомую Наташу и опустила на мокрую от прошедшего недавно дождя платформу.
— Стой, — бросила она не своим голосом, забираясь за вторым чемоданом на подножку.
Наверное, сейчас и надо было быть другой, мягче, нежнее, но сил на это не хватало, как только Марина представляла, что ждет впереди. Продать квартиру и заплатить все долги, а потом в Томск, где жила знакомая по институту, обещавшая ее куда-нибудь пристроить. С высшим образованием в их городке было нечего делать, хорошо было, когда Саша устроился водителем фуры, ему платили нормально, а Марине приходилось ютиться на грошовых местах, и работу она меняла довольно часто. Теперь выбора не оставалось: кредит выплачивать было нечем, — и, чтобы вернуться за дочкой, надо было освоиться и найти жилье в Томске. На это Марина планировала потратить полгода максимум. Но вот с продажей квартиры, с переездом… О том, что может получиться больше, Марина старалась не думать, просто стаскивала с поезда второй чемодан, перетянутый Сашиным ремнем. Теперь нужно было просто не останавливаться, ни за что, как бы ни было тяжело и больно, и чем быстрее она возьмется за все это — тем лучше.
Оставшись вдвоем на пустой платформе, мать и дочь некоторое время отдыхали. Об остановке предупредили поздно, а сама Марина забыла, где выходить, и они вскочили с мест, уже когда поезд тормозил. К матери она последний раз ездила много лет назад, и с тех пор станцию переименовывали дважды, пришлось перед покупкой билета узнавать название. Вдалеке виднелись с десяток пятиэтажек за редкой полосой леса, которые в поселках преувеличенно называли городом, но больше частные дома. Они начинались уже здесь и дальше шли в глубь еще редкой здесь, у станции, тайги. Туда и нужно было ехать по старой дороге, когда-то вдоль и поперек исхоженной Мариной, выросшей здесь и ходившей до школы по нескольку километров в день. Наташа, за последние пару недель совсем притихшая и переставшая говорить, молча смотрела, как мама присаживается на чемодан. Марина сделала над собой усилие и подтянула дочку поближе. Теперь от этого было только больнее.
— Устала? — спросила женщина, сама выбившаяся из сил после долгой дороги. — Ничего, скоро приедем к бабушке. Вот бабушку увидишь… — Она посмотрела в темно-карие глазки дочери, и ком подступил к горлу.
Глаза Сашины. Последняя часть ее счастливой новой жизни должна была остаться там, где она провела детство: в поселке, вдалеке от городов, где магазин один на десятки километров и «скорую», если что, ждать несколько часов. Мысленно пообещав себе, что вернется через полгода, и ни днем позже, Марина обняла дочку, и та, как покачнувшийся столбик, облокотилась о ее плечо.
— Ты что? — засмеялась мать, пряча слезы. — Совсем обессилела? Бабушка щи варит, даже лучше, чем у меня, получаются, на своей-то капусте, поешь — силенок-то прибавится. — Она попыталась в шутку потормошить девочку, но та вдруг сама вцепилась в нее, обняв за шею. — Скоро приедем… — выдохнула Марина, безразличным взглядом глядя вслед поезду, теряющемуся из вида за поворотом и полосой леса. — Скоро, моя хорошая…
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 35
