Вдали чернела стена леса, а вблизи виднелось одноэтажное деревянное здание станции.
— Мы можем войти туда? Там кто-нибудь есть? — спросила Эвиан и, не дожидаясь ответа, поднялась на крыльцо и открыла дверь.
В одной из двух комнат, привалившись к стене, сидели связанные телеграфист и смотритель станции. Второй — с раной на лбу, очевидно, нанесенной рукояткой револьвера.
Другая комната была пуста, и Эвиан прошла в нее. Кларенс шагнул следом.
Мутное окно, деревянный стол, какие-то инструменты, полки с пыльными папками. С улицы доносились крики, ржание лошадей, один раз раздался гудок паровоза, но эти двое, мужчина и женщина, словно попали в другой мир.
Оба, казалось перестали дышать. Они стояли в двух шагах друг от друга, но их разделяло нечто намного большее, чем это крохотное пространство.
Он заметил, что на ее лбу прорезалась морщинка. Она — что на его лице, от глаза к уху, змеится белая молния шрама.
Кларенс Хейвуд молчал. Он не мог сказать Эвиан, что его жизнь на поверку не оправдала никаких ожиданий. Что его судьба давно лежит в осколках, которые он не чает собрать. И он отчаянно старался, чтобы Эвиан не прочла по его глазам, что ему стыдно перед ней за то, что ей довелось увидеть, кем он стал, чтобы она не разглядела его опустошенность и досаду.
Эвиан сняла шляпку, положила ее на стол и провела ладонью по лбу. Потом сказала:
— Иверс мертв. Я свободна.
— Давно?
— Чуть больше года.
— Он умер?
— Его убили. Это сделал человек, которого ты считаешь своим врагом.
Угольно-черные глаза Кларенса расширились.
— Как это произошло?
— Из-за моего сына.
— У тебя есть сын?
— Да.
Губы Кларенса тронула чуть заметная улыбка. Он поискал в выражении лица Эвиан некое признание, но не нашел.
— Сколько ему?
— Семь. — И прежде, чем Кларенс смог что-то произнести, добавила: — Прошу, не трогай Арни и его семью. Оставь обиды в прошлом. Я все объясню. — И, переведя дыхание, продолжила: — В тот раз, когда ты пришел в гостиницу, Иверс притаился в соседней комнате. Он угрожал моему новорожденному сыну. Потому я и сказала тебе то, что сказала.
Его лицо перекосила боль, и он невольно сжал рукоятку револьвера.
— Стало быть, тогда я ушел, оставив тебя и… ребенка в лапах Иверса?!
— Есть вещи, которые мы не в силах изменить. В тот вечер все козыри были в его руках.
Кларенс смотрел на нее, и ему чудилось, что он ощущает возродившуюся трепетную любовь, юношеское возбуждение, трогательное волнение, но все это словно покрывала твердая корка ставшей привычной жестокости и равнодушия, давней скорби и горького разочарования.
Видя, что Эвиан опасается его намерений, он произнес:
— Я не стану никого трогать.
— Разве ты можешь действовать по собственной воле? Ведь ты среди тех, кто отбирал деньги у пассажиров…
— Одно твое слово, и я не поеду с ними, а останусь с тобой!
Он произнес это с тем же решительным видом, с каким когда-то обещал увезти ее из «Райской страны».
— Да, — сказала она, — я этого хочу.
Кларенс потянулся к ней, но Эвиан отстранилась.
— Подожди. Надо оказать помощь тем, кто в соседней комнате.
— Хорошо, — согласился Кларенс, но она остановила его:
— Я сама. Эти люди и так напуганы.
Молодая женщина прошла туда, где находились смотритель и телеграфист. Достав свой носовой платок, она осторожно вытерла кровь со лба первого, после чего тихо, но решительно произнесла, обращаясь к телеграфисту:
— Прошу вас, когда я и тот человек выйдем отсюда, сообщите полиции о том, что произошло ограбление поезда. Не медлите! А потом сядьте так, как сидели.
Достав маленький ножичек, она перерезала веревки, связывавшие руки мужчин.
— Один из них ранен, — вернувшись, сказала она, — но, кажется, легко.
— Скоро их освободят. Там почти закончили, — Кларенс кивнул в сторону поезда.
— Пока они не уехали, нам, наверное, надо где-то спрятаться?
— Да. Идем!
Они выскользнули из здания, прокрались вдоль стены и остановились за кустами. Эвиан видела, как бандиты садятся в седла. Если они и не досчитались одного из товарищей, то не стали его искать.
У Кларенса было странное выражение лица. Казалось, он не очень хорошо представляет, как вернуться обратно через границу, которую он переступил восемь лет назад.
— Зайдем на станцию, — сказала Эвиан, надеясь, что телеграфисту хватило времени отправить сообщение. — Я забыла там шляпу.
Кларенс кивнул: он был рад небольшой передышке.
Они вновь прошли через комнату. Телеграфист (и он, и смотритель, как и прежде, сидели, прислонившись к стене) незаметно кивнул Эвиан.
Кларенс прикрыл дверь. Заметив, что его спутница смотрит на оружие, положил кольт на стол, рядом с ее шляпкой, кокетливым сооружением с перьями и лентами. Потом осторожно взял Эвиан за плечи и повернул к себе.
Она была готова к тому, что робость и нежность каждого мужчины могут в любую минуту обернуться неистовым, неумолимым и жадным напором самца. Но Кларенс ничего не делал, он просто смотрел на нее так, как смотрел бы на внезапно посетившее его видение прошлого, не веря в то, что оно способно воплотиться в реальность.
Чтобы выиграть время, Эвиан должна была заставить его поверить.
Ее грудь вздымалась от волнения. Под платьем было красивое дорогое белье, надетое ею для Джастина. Думая о своем женихе, Эвиан хорошо представляла, как они станут вместе гулять, читать, заниматься практическими делами, но только не как они будут засыпать в объятиях друг друга. И все же она купила отделанный кружевом атласный корсет, муслиновые нижние юбки, панталоны с ажурной вышивкой и несколько сорочек из тонкого, как паутина, полотна, очевидно, надеясь, что эти вещи помогут ей стать той женщиной, какой она должна была стать.
Эвиан первой обняла Кларенса, первой нашла его губы. Разумеется, он ответил на ее порыв; в тот миг, когда любовь и желание вдруг перестали быть злой мукой, он словно утратил и зрение, и слух, и разум.
Сейчас рядом с ней был не пылкий влюбленный юноша, а порядком огрубевший мужчина, грабитель, бандит: Эвиан казалось, что она ощущает это всей своей кожей. И все же когда в дверь ворвалась полиция, она на мгновение увидела в нем того Кларенса, которого некогда настигли люди Иверса: он смотрел такими же глазами, глазами человека, чьи надежды были постыдно обмануты.
— Стоять! Отпусти женщину! Подними руки!
Взгляд Кларенса метнулся к столу, на котором лежало оружие, но он не успел схватить револьвер.
