Старший рулевой субмарины кивнул, повторяя приказ, не сводя глаз с расположенных перед ним приборов и покрепче ухватившись за большой металлический штурвал. В боевой рубке воцарилось молчание. Все ждали решения своей участи.
* * *
В тысяче футов над ними неуклюжий британский патрульный бомбардировщик «Каталина» типа «летающая лодка» сбросил две глубинные бомбы, закувыркавшихся навстречу морю, как пара волчков. Радаром самолет еще не оборудовали; млечный след «Барбариго», тянущийся под углом к волнам, углядел задний стрелок Королевских ВВС. В восторге от своего открытия, он приплюснул нос к акриловому иллюминатору, широко распахнув глаза, когда пара бомб плюхнулась в море. Секунды спустя в воздух взмыли два небольших гейзера брызг.
— По-моему, чуток поздновато, — заметил второй пилот.
— Как я и подозревал, — первый пилот, долговязый лондонец с аккуратно подстриженными усиками, положил «Каталину» в крутой вираж с такой невозмутимостью, будто наливал себе чашку чаю.
Сброс бомб был до некоторой степени игрой в угадайку, потому что субмарина уже скрылась из виду, хотя ее след на поверхности еще просматривался, и бомбардировщику требовалось нанести удар как можно быстрее. Воздушные глубинные бомбы срабатывают только на заранее установленной глубине всего в двадцать пять футов. Дай подлодке достаточно времени, и она уйдет на недосягаемую для них глубину.
Первый пилот сделал второй заход, ориентируясь по маркерному буйку, сброшенному перед первой атакой. Глядя на исчезающий след винтов подлодки, он на глазок прикинул невидимый курс судна и бросил пузатую «Каталину» к месту чуть впереди буйка.
— Выходим на нее, — сказал он штурману-бомбардиру. — Если видите цель, сбрасывайте.
Бомбардир экипажа из восьми человек заметил подлодку и тут же щелкнул тумблером, сбросив вторую пару глубинных бомб, подвешенных под крыльями «Каталины».
— Бомбы сброшены. Я бы сказал, на сей раз тютелька в тютельку, капитан.
— Давайте сделаем еще заход для верности, а потом поглядим, нельзя ли прислать сюда надводное судно, — отозвался пилот, снова закладывая крутой вираж.
* * *
В «Барбариго» сдвоенные взрывы прошили переборки мощной дрожью. Верхний свет мигнул, легкий корпус застонал, но воду к прочному корпусу[3]не подпустил. Мгновение казалось, что оглушительный звон в ушах каждого члена команды, как от колоколов базилики Святого Петра, — худшее из последствий. Однако затем звон перекрыл металлический лязг, докатившийся с кормы, а за ним — высокий визг.
Капитан ощутил небольшое изменение дифферента судна.
— Доложить о повреждениях носа и кормы! — гаркнул он. — На какой мы глубине?
— Двенадцать метров, синьор капитан, — доложил рулевой.
Никто в рубке не проронил ни слова. Подлодку, уходящую вглубь, заполнила какофония шипения и скрежета. Но все насторожили уши, стараясь уловить вовсе не эти звуки, — а всплески и хлопки пары глубинных бомб, сработавших возле погруженного корабля.
На последнем заходе «Каталина» дала серьезного маху: ее пилот решил, что надо принять к северу, а «Барбариго» вильнула к югу. Последние приглушенные взрывы почти не побеспокоили подводную лодку, нырнувшую на глубину, недосягаемую для глубинных бомб. Вздох облегчения всего экипажа исторгся будто из одной груди, когда все осознали, что на время сия чаша их миновала. Теперь им оставалось лишь опасаться, что экипаж призовет надводный корабль Союзников для возобновления бомбардировки.
Но чувство облегчения оказалось скоропреходящим. Конец ему положил крик рулевого:
— Капитан, мы теряем ход!
Подойдя, Де Джулио оглядел ряд циферблатов перед креслом рулевого.
— Электродвигатели работоспособны и действуют, — доложил молодой моряк, хмуря брови. — Но я не вижу оборотов на гребном валу.
— Немедленно Салу ко мне.
— Есть, синьор!
Матрос, стоявший у перископа, бросился за главным механиком «Барбариго». Но едва он сделал пару шагов, как тот сам появился из прохода, ведущего к корме.
Главный механик Эдуардо Сала двигался, как бульдозер, неся свое массивное коренастое тело вперед на всех парах. Он подошел к капитану и уставил на него суровый взгляд черных глаз.
— Сала, вот и вы, — встрепенулся капитан. — Доложите о ситуации.
— Прочный корпус в порядке, командор. Есть сильная течь через сальник главного вала, мы пытаемся ее перекрыть. Есть один пострадавший, механик Парма, во время бомбардировки упавший и сломавший запястье.
— Очень хорошо, но что с гребной установкой? Электромоторы неисправны?
— Никак нет, командор. Я отключил главные гребные моторы.
— Сала, вы с ума сошли? Нас атакуют, а вы отключили моторы?!
Сала поглядел на капитана с пренебрежением и тихо проронил:
— Они сейчас роли не играют.
— Что вы такое говорите? — изрек Де Джулио, повергнутый уклончивостью механика в недоумение.
— Дело в винте, — пояснил Сала. — Из-за глубинного взрыва лопасть то ли погнулась, то ли скрутилась, соприкоснулась с корпусом, и ее срезало.
— Одну из лопастей? — уточнил Де Джулио.
— Нет… весь винт.
Слова повисли в воздухе погребальным звоном. Лишившуюся своего единственного винта «Барбариго» будет носить по морю, как щепку. И до порта приписки Бордо ей вдруг стало далеко, как до луны.
— И что мы можем сделать? — поинтересовался капитан.
Сердитый механик лишь тряхнул головой.
— Ничего, только молиться, — негромко вымолвил он. — Молиться о милосердии моря.
Часть первая
СТРЕЛА ПОСЕЙДОНА
1
Июнь 2014 года
Пустыня Мохаве, Калифорния
Это миф, решил он, бабушкины сказки. Он частенько слышал, что в пустыне дневное пекло сменяется ночными морозами. Но теперь мог засвидетельствовать, что в сердце южнокалифорнийской пустыни в июле дело обстоит совсем не так. Пот пропитывал подмышки его тонкой черной водолазки, сбегая ручейками к пояснице, где одежда превращалась в мокрый липкий ком. Температура по-прежнему градусов девяносто,[4]не меньше. Он бросил взгляд на фосфоресцирующий циферблат часов, чтобы убедиться, что сейчас действительно два часа ночи.
Вообще-то жара его не так уж и допекала. Он родился в Центральной Америке и всю свою сознательную жизнь прожил в джунглях, ведя партизанские войны. Но пустыня была ему в новинку, и он просто не мог предвидеть такой ночной жары.
