— Что с ногой? — спросила Эмма.
Грета обернулась, бросив на нее взгляд, говорящий, что она не намерена никому ничего объяснять. И едва раскрыла рот, чтобы попросить Эмму не лезть не в свое дело, как та опередила ее:
— Молчи. Пожалуйста, ничего не говори.
— Молчу, — кивнула Грета и заковыляла по ступенькам дальше.
— Ты упала с велосипеда? — спросила Лючия, протягивая ей пухлую руку как самую надежную опору в мире.
Отличный предлог! Как она сама до этого не додумалась?
— Да. Я упала с велосипеда, — резко ответила Грета, игнорируя опору.
Подруги за ее спиной обменялись многозначительными взглядами.
— Она снова стала врединой, — прошептала Лючия.
Грета, переступавшая последнюю ступеньку, сделала вид, что ничего не слышит.
— А по-моему, у кого-то здесь разбито сердце… — сказала Эмма с сочувственной улыбкой.
— Ага, — кивнула Грета, оглядывая площадку перед школой. — И мне кажется, этот кто-то хочет поговорить с тобой, — добавила она, кивнув на парня, стоявшего в другом конце школьного двора.
Черное пятно верхом на черном мотоцикле. Скрещенные на груди руки и взгляд, застывший на совершенном овале, обрамленном огненными волосами.
— Эми? — вырвалось у Эммы.
И на ее лице засияла улыбка, совсем непохожая на прежнюю, сочувственную.
— Как ты его назвала?! — воскликнула Грета, не веря своим ушам.
Эмма попыталась принять безразличный вид, но у нее предательски блестели глаза, и Грета увидела в этом худший из симптомов.
— Он приехал за тобой в школу! Как романтично! — прочирикала Лючия.
— Очень романтично! — не унималась Грета. — Месяц назад он романтично украл у тебя телефон и золотую цепочку, а потом его друзья романтично нас поколотили. Забыла?
Грета разъярилась не на шутку. Злопамятная и свирепая, если бы она при этом не была еще и хромой, то с удовольствием вернула бы кое-кому пару полученных когда-то пинков.
— Я так рада его видеть, — добавила она, изливая злость в сарказм. — А ты, Эмма?
— А я нет, — поспешила ответить подруга.
— Он что, сюда идет? — громким шепотом спросила Лючия.
Эмилиано быстро шел вперед, сопровождаемый возмущенными взглядами папенькиных дочек и завистливыми — папенькиных сынков. Он разрезал толпу как тень, которая вытягивается, когда отрывается дверь и кто-то входит в дом. Кто-то, кому Грета не верила ни секунды.
— Пойдем отсюда.
— Да! Оставим их одних! — подхватила Лючия.
— Нет, мы уйдем все вместе, втроем, — уточнила Грета.
— Но мы же так все испортим.
— Нет, так мы избежим новых неприятностей.
— Но почему?! Это же романтично!
— Если ты еще раз произнесешь это слово, я тебя поколочу.
— Уф-ф-ф… Что плохого в том, чтобы быть романтич…
Грета решительно закрыла ей рот рукой.
— Добрый день, — поздоровался Эмилиано со всеми, не сводя глаз с бледного безупречного лица Эммы. — Можно мне поговорить с Эммой?
— Нет, — ответила Грета.
— Да, — ответила Эмма.
— М-м-м-м, — промычала Лючия.
— Я тебя слушаю. — Рыжеволосая не двигалась с места.
Эмилиано, надеявшийся остаться с Эммой наедине, был застигнут врасплох. Но он был не в том положении, чтобы устанавливать в этой игре свои правила. Сняв одну перчатку, он сунул руку в карман куртки и вынул что-то, зажатое в кулаке. Потом взял руку Эммы и разжал кулак:
— Держи.
В ее ладонь скользнуло что-то маленькое и тонкое. Она сомкнула пальцы, сплетая их с пальцами Эмилиано. Они посмотрели друг другу в глаза. Всего один миг, в который все вокруг перестало существовать. Были только они и их руки. Горячие. Не желавшие размыкаться никогда.
Потом она вдруг почувствовала холод — от тонкой нити, мурашками пробежавшей по ладони. Знакомое ощущение. Металл и царапина. Эмма вырвала руку и разжала пальцы. На ладони лежала ее золотая цепочка.
Она в растерянности смотрела на Эмилиано, не зная, что сказать.
Он провел пальцем по ее лицу. Остановил взгляд на ускользающем рисунке веснушек и попрощался.
— Он что, уходит? — удивилась Лючия.
Эмма молчала. Она была рядом — и далеко. Она осталась прикованной к руке Эмилиано.
— Эмма?! — с негодованием позвала Грета.
— Да, — ответил Эммин рот.
— Даже не думай, поняла?!
— Да.
Пустой взгляд, ровный голос.
— Ты меня слышишь?
— Да.
Она ничего не слышала.
— Я не знаю, что тебе еще сказать.
— Скажи мне, что с твоей ногой, — очнулась Эмма, вернувшись к подругам.
Грета даже не взглянула на нее. Резко отвернулась и захромала к школьной ограде. Потом отвязала свой голубой велосипед и уехала.
— Я думаю, она поссорилась с Ансельмо.
— Не знаю. Грета не умеет ссориться, — вслух рассуждала Эмма. — Видела? Она даже со мной сейчас не смогла поссориться.
— Точно. Она не умеет спокойно разговаривать. Разве только когда ей совсем плохо. Обычно она или начинает драться, или уезжает на своем велике. Хотя в итоге это без разницы. Два разных способа сделать одно и то же: сбежать.
Лючия произнесла монолог на одном дыхании, словно долго над этим размышляла и сейчас наконец пришло время сказать всю правду.
Эмма смотрела на нее с восхищением. Застенчивая Лючия впервые говорила с такой уверенностью. Эмме показалось, что в этом есть что-то очень важное и очень красивое. И еще — что Лючия говорила и о ней тоже.
— Все бы ничего, — заметила она вслух, переведя взгляд в пространство, в котором исчезли сначала Эмилиано, потом Грета, — но только рано или поздно ты встречаешь человека, от которого не хочется бежать.
— Молчи, — начал Шагалыч, входя в мастерскую.
Его руки сжимали руль гоночного велосипеда, переднее колесо которого было совершенно разбито. Обод прогнулся внутрь под прямым углом, отчего круг принял какую-то странную, совсем не круглую форму. Рама тоже несколько изменилась, а причудливо скрученная вилка наводила на мысль о довольно жестком лобовом столкновении.
— Я выполнял новый прыжок. Мощнейшая вещь. После таких прыжков все молокососы смотрят на тебя как на гуру.
Ансельмо взял в руки ключ-«звездочку» и открутил внешнюю втулку свободного хода.
— М-м-м, — прокомментировал он, погруженный в свою работу.
— Я назвал его «Прыжок ягуара». Потому что, когда ты находишься в воздухе, ты должен принять кошачью позу. Вот так.
