Он управится и с полоумным Джоном Ирвингом, возомнившим себя музыкантом/дирижёром (Х.В. 16,1 Ч.В. 6,7). Тот уже разложил свою технику и полностью погрузился в дирижёрство классической музыкой всего света. «Мадам Баттерфляй» Пуччини хрипит и ревёт из останков кассетника, который он притащил со свалки. Джон вертит перед невидимым оркестром ножкой стула, который разломали во время последней Индо-Ямайской войны.
Настольный теннис уже раскочегарился. Шквал эмоций. Вместо ракеток — учебники по истории, поэтому у сильных игроков не выходят хорошие удары. Калеб, проходя, делает зарубку в памяти, что надо заказать книги потоньше, полегче. Что-нибудь в духе «Ледибёрд» [Ladybird (Божья коровка) — английское издательство, выпускающее книги для детей от 0 до 7 лет. (прим. пер.)], с правильным ощущением и балансом. Если хочешь воспитать завтрашних чемпионов, надо снабжать их лишь лучшим снаряжением. И нормальную сеть. Ряд Библий, протянувшийся посередине стола, разной высоты.
Сломя голову нестись по бетонным ступеням, ведущим из холла к его кабинету. Надо успеть добежать, прежде чем телефон перестанет звонить, если Линды Коулс нет на месте. Она есть. Он входит в комнату, она тянет ему трубку. В уголке её рта притулилась сигарета. (Х.В. 16,0 Ч.В. 12,4. Самая умная на кафедре).
— Тебя, солнышко. Снова мистер Пауэлл. Калеб заранее знает, что тот скажет.
— Калеб, меня сегодня не будет. Простыл. Доктор сказал, что пару дней мне нельзя напрягаться.
— Хорошо, Энди. Справимся и без тебя. Сегодня в Уэстоне всё будет в порядке.
Ленивый хуятор! Дрочила! С тех пор, как в прошлом декабре его назначили на замену бывшему заведующему кафедрой комплексного обучения, он не проработал целиком ни недели. Каждый раз гнилые отмазки.
— Поразительно, правда, Линда? Его снова не будет на работе.
Линда берёт у Калеба трубку и кладёт на место.
— Солнышко, а как выглядит этот мистер Пауэлл? Не помню, чтобы он у нас что-нибудь вёл.
— И не можешь помнить. Ты была на практике те два дня, что он проработал.
Линда очень опрятна и аккуратна. Хорошо работает руками. Подрабатывает сексуальной разрядчицей в обветшалом местном салоне. Уже набрала хорошую клиентскую базу. Остаток недели изображает секретаршу Калеба. Отвечает на звонки и печатает письма. Все довольны. Особенно прелестная Анжела Уайт, соцработник в области образования в этой школе. Она еженедельно проверяет журнал и видит, что присутствие Линды отмечено каждый день. Всё идёт, как должно. Милая девочка Анжела. Предана работе и наделена обалденными крупными титьками. Сочетание, которое Калеб считает редким и привлекательным. Неотразимым.
— Ничо, если я отойду, солнышко? Я хочу писать.
— Ага. Иди, конечно. Десять минут, да?
Линда выходит из комнаты с сигаретой в руке. По дороге вихляет жопкой. Калеб улыбается себе и закрывает дверь. Садится и набирает номер. Отвечают сразу.
— Рис у телефона.
Сердце Калеба начинает колотиться. Дыхание учащается, горло сдавливает. От контакта с врагом глубоко в нём вскипает злоба.
— Слушай, Рис, жирный котях! Включил на хуй отопление взад, или я тебе яйца отрежу!
— Дак, тебе нужна помощь, ты болен.
— Я здоровее, чем будешь ты, если отопление не включат. Рис, моё место тебе не достанется! Дрочила! Скажи своим дружбанам из оппозиции, я крепок, как морёный дуб! Я, блядь, Плантагенет!
— Дак, позволь, я устрою тебе приём у специалиста? А то получится, как с Джереми Филсом!
В голове Калеба звенит колокольчик тревоги. Этот ублюдок заговаривает ему зубы, пока они отслеживают звонок.
— Иди на хуй! Высокомерная скотина! И не говори, что тебя не предупреждали!
Калеб швыряет трубку на аппарат. Ощущает глубинный внутренний блеск самодовольства и еле заметную дрожь в руках. Подходит к раковине и наполняет чайник, чтобы заварить себе чай. Хотя только десять утра, он уже сделал дневную норму. Чувствует, как внутри перекатывается волна адреналина. Заставляет сердце биться в почти самоубийственном ритме. Эта работа за год собрала жатву из трёх учителей, и он не собирается становиться четвёртым.
Пока Калеб отмывает чашку, он клянётся, что больше никогда не позволит работе так на себя влиять. Не даст системе превратить себя в лопочущего идиота. Со слюнявым ртом и ссущего в трусы, делающего заметки куском мела. Когда он почувствует, что крыша потекла, он тут же уволится. Вернётся к своим любимым самоделкам [В переразвитых странах самостоятельная работа в быту (от постройки домов и ремонта до изготовления детских костюмов) выделена в отдельное увлечение — DIY (Do It Yourself, Сделай сам).], или будет лазать по холмам Камберленда. Падение, которого он, конечно, всегда может избежать. Вырыть тоннель, как покойный Джереми Филс. Произносится, скорее, как «Пилс», с непроизносимой «Эйч». Бывший заведующий кафедрой К.О. разработал идеальный план. Вырваться к цивилизации, переобучившись на школьного библиотекаря или курьера. Потом дойти до нервного истощения. Они не призовут его больше на военную службу, не пошлют обратно на фронт. После двадцати-то лет обитания в окопах. Снаряды рвутся вокруг чуть не каждую секунду. Взрывы внутри головы. Они не посмеют. В сорок восемь лет реакция замедляется. Появляются свои мысли. Сложнее адаптироваться к постоянно меняющимся моделям педагогического мышления. Потом национальный учебный план и вся эта хуета. Тот, кто помоложе, может увидеть смысл в записях достижений, четвёртом ключевом этапе, восьмом образовательном плане. Обучение через исследование. Не бывает непослушных детей. Калеб сам с этого хуеет. Он принадлежит к старой школе, где были стандарты одежды и поведения. Где хорошее поведение не требовало усилий, его насаждали в жёсткой форме. В те дни работа шла по армейскому типу. Школа делилась на цвета или дома. Красный, зелёный, голубой, жёлтый. Были классы А, В, С, D. Ботанов собирали в А и В, а психов и раздолбаев — в С и D.
Столы стояли рядами. Никаких, блядь, кругов! Самые способные ученики сидели на передних партах, и, чтобы ответить, поднимали руки. Таблицу умножения учили наизусть. Учителя барражировали между рядами с указкой, готовые и стремящиеся пустить её в ход. Высматривали, как дети шепчутся. А когда спектакль кончался, дежурный учитель звонил в звонок. Первый звонок означал, что все встают и стоят. СТОЯТ! Никто не смеет сделать ни шагу. А кто посмеет — избиение перед школой. Второй звонок — и они бегом строятся в ряды. В два раза быстрее, чем могут! Стоять прямо, плечи расправить! Взгляд — в затылок впереди стоящему. Помоги Господь тому, кто скажет хоть слово, пока они идут строем. [Доктор Бепсфилл заявил Комиссии, что одержимость Калеба Дака старомодными и дискредитированными педагогическими методами стала основной причиной его заболевания.]
Из четырёх учителей, работающих сейчас в К.О., Калеб единственный знаком с заветами Предков, и он ощущает, что в качестве и.о. заведующего обязан передать свои знания. Однако донести информацию до людей непросто. Каждый день Энди Пауэлл звонит и сказывается больным. Лин Джонс, пузатая волосатая Мужебаба, изо всех сил пытается отловить своих любимых попугайчиков, а Джен Скотт завела отношения с Балдевом Сингхом. Агрессивным индийцем из одиннадцатого класса с плохим поведением.
