Донна фыркнула:
— Ой, прямо нельзя ничего сказать.
— На самом деле, — раздался незнакомый голос, и все подпрыгнули и посмотрели в сторону Гидеона, — Бланш играет весьма важную роль в символическом противопоставлении огня и льда, которое пронизывает весь роман.
Все молчали, и поэтому, выбравшись с некоторым трудом из глубины дивана и сцепив ладони, Гидеон продолжил:
— Видите ли… Бронте, сознательно или нет, ввела в свой роман необычное количество красного… символизирующего внутренний огонь Джен, ее горячность, смелость… и также белого… воплощающего в себе холодность мира и тех, с кем она сталкивается в пору своего несчастного детства и юности.
Кейт взглянула на остальных участников кружка. Донна торопливо записывала, что говорил Гидеон.
— Продолжайте, — попросила Бронуин в легком возбуждении.
— Помните юную Джен в доме Ридов, читающую в одиночестве на подоконнике за «складками пунцовых драпировок»? Поглядывающую на «бледную пустоту» внешнего мира?
Женщины кивнули, мужчины притворились, что не слушают.
— А комната, где Джен запирают в качестве наказания, — красная, и это отражает ярость девочки, вызванную несправедливым обращением с ней. Ее лучшую школьную подругу — добрую и в то же время сильную, стоическую личность — зовут Бернс[3]. Что касается Бланш Ингрэм… «бланш» означает «делать белым». Бланш, бьянка — белый, стерильный, пустой. Полная противоположность любящей и страстной Джен Эйр с ее сильной и богатой внутренней жизнью. Противоположность тому, что ведет ее через все невзгоды и нелюбовь.
Вдруг Джорджия издала протяжный вопль — словно не в силах была больше выносить печальную историю Джен Эйр, и Эд взял ее на руки и прижал к плечу ее искаженное плачем личико.
— Это было ужасно интересно, — вздохнула Бронуин.
Гидеон коротко кивнул и сел обратно на диван, а Эд тем временем успокаивал свою раскапризничавшуюся дочку:
— Ну же, ну… — гладил он ее по головке и покачивал. — Ну, что случилось?
— Может, она хочет еще молока? — предположила Кейт, надеясь еще раз увидеть эту великолепную грудь.
* * *
Кейт взглянула на часы, было уже десять минут десятого, а Гидеон все говорил:
— Для Джен все заканчивается хорошо, но как обидно, что в одном Бронте все же солидарна с господствующей идеологией: Рочестеру пришлось стать инвалидом и ослепнуть, чтобы нижестоящая по социальному уровню «простушка» Джен стала достаточно хороша для него.
Бронуин воскликнула: «Точно!», Боб хмыкнул, а Донна сказала:
— Лично я рада, что она не связалась с этим религиозным чудиком. Как его там — Сент-Джон? Он точно голубой.
— Произносится Син-Джан, — поправил Гидеон.
— Да все равно.
— Ну что же, спасибо, Гидеон, — сказала Бронуин. Она встала, подошла к своим переполненным книжным полкам и выудила оттуда «Корабельные новости»[4].
— Итак, все начали читать Энни Прулкс к следующей неделе?
Кейт кивнула. Книга ей так понравилась, что она почти закончила ее и с нетерпением ждала, что скажут о ней другие.
— Честно говоря, не думаю, что у меня будет время, — сказала Зоуи, одновременно проглядывая текстовые сообщения на своем телефоне. — Надо написать один кошмарный отчет, и еще у меня встреча в Дублине. Ты готов, Гидеон?
— А что, уже заканчиваем? — спросил он, взглянул на часы и нахмурился. — Мы не успели коснуться образа Берты Мэзон.
— Это та сумасшедшая корова с третьего этажа? — спросила Донна. — Мы говорили о ней на прошлой неделе.
— Ах, какая жалость. Надеюсь, вы смогли оценить позицию Бронте относительно «домашнего рабства»?
— Да, конечно, Гидеон, — сказала Бронуин и стала раздавать всем куртки, сложенные кучей в углу.
Эд, неработающий муж, сказал, что пора уже перестать думать о работе по хозяйству как о рабском труде. Он натянул шерстяную шапочку на головку спящей дочери и нежно укутал ее в одеяльце. Закончив с этим, он прикоснулся пальцем к ее щеке и улыбнулся. Кейт была очарована и задумалась над тем, какой же должна быть жена Эда. Несомненно, красавица с золотым сердцем, искрометным интеллектом и такими же длинными ногами, как у Зоуи. А, ладно. Она взяла у Бронуин свой кожаный жакетик и прислушалась к тому, как Боб с тяжелыми вздохами пытается подняться с низкого мягкого дивана.
— Кстати о сумасшедших коровах, — сказал он, наконец поднявшись и застегивая коричневатый пуловер. — Моя хозяйка, наверное, удивляется, куда это я запропастился.
Кейт невольно рассмеялась. Рядом с ней стоял Гидеон с кошачьей шерстью на брюках.
— Я как раз начал читать лекции в Оксфорде, — говорил он Бронуин.
— В самом деле? — восхищенно спросила она.
— Ну… почти в Оксфорде. Моулфилдский колледж. Слышали о таком?
— А… понятно. — Бронуин была разочарована.
— Этот колледж весьма продвинутый. В скором времени он может получить университетский статус.
— Ага.
— В общем, — обратился он к группе, — я остановился у Зоуи на время, пока не подыщу себе жилье. Так что надеюсь еще встретиться с вами.
— Очень хорошо, — пробормотал Эд.
— Обязательно приходите на следующей неделе, — с придыханием сказала Бронуин. — Вы случайно не английскую литературу преподаете?
Он улыбнулся и провел рукой по своим волнистым каштановым волосам:
— Да. Забавно, но в этом семестре я как раз веду курс «Английский роман девятнадцатого века».
— Правда? — Бронуин подошла поближе. — Этот период мне всегда казался очень плодотворным для авторов-женщин. У вас есть любимый викторианский роман?
— Э-э-э… дайте-ка мне подумать. — Он постучал себя пальцем по подбородку, поджал губы и на время уставился в потолок. — Ну… Наверное, это «Мидлмарч»[5]. Джордж Элиот рисует замечательную картину провинциальной жизни, дарит нам восхитительную и в то же время страстную героиню, и в довершение всего в нашем распоряжении оказывается превосходный рассказчик.
— Полностью с вами согласна! — воскликнула Бронуин. — Я тоже всегда любила этот роман!
— Погоди-ка минутку, Брон, — вставила Донна, накидывая светлую джинсовую куртку. — Ты же говорила, что тебе не нравятся книги, написанные мужчинами.
Гидеон искренне рассмеялся.
