Первым пробуждается Джо, он спит чутко, как я.
— Кто поможет майору Тому[1]? — спрашивает он, не открывая глаз, и у меня екает сердце.
Песни Дэвида Боуи, звучащие в нашем автомобиле по пути в Норфолк во время летних каникул, были огромным шагом вперед в мире, полном легкомысленных развлечений. Повествовательные качества текстов его песен развивают детское воображение, думали мы. И так оно и было. Но нам ни разу не удалось продвинуться дальше первого трека альбома «Чейнджес».
— Почему ракета бросила его? — спрашивает Джо, выглядывая из-под одеяла.
— Он отстыковался, — отвечаю я.
— А почему не было другого пилота, чтобы помочь ему? — не отстает сын.
— Он хотел остаться один! — Я глажу его по волосам. Пятилетний Джо очень похож на меня, у него такие же непослушные коричневые кудри и темно-зеленые глаза, характер же он унаследовал отцовский.
— Ракета оставила его одного?
— Да, но отчасти он сам хочет сбежать, — объясняю я.
Джо делает паузу.
— Мама, а тебе хочется когда-нибудь сбежать от нас? — очень серьезно спрашивает он.
— Временами, но только в соседнюю комнату, — смеюсь я. — Я не собираюсь выходить в открытый космос.
— А вот иногда, когда я с тобой разговариваю, ты меня не слышишь! Ты где тогда?
В этот момент сверху слезает сонный Сэм и начинает натягивать школьную форму. Я убеждаю Джо последовать его примеру. Фред, двух с половиной лет, останется неодетым до последней минуты — если его одеть, то, улучив момент, когда все отвернутся, он мгновенно все с себя сбросит. Я иду назад, в нашу ванную, к Тому — мужу, не майору.
Было время, когда его омовения меня завораживали, но даже притом, что они все еще замечательны в своей утонченности, близкие отношения притупили ощущение новизны. Короче, Том идет в ванную комнату и подготавливает все необходимое для бритья: помазок, пену и бритву — они лежат на маленьком столике возле раковины. Затем он открывает холодную воду — ровно на три минуты, а затем переключает свое внимание на горячий кран. Таким образом, уверяет он, ни капли воды не тратится впустую. Я обычно доказывала, что лучше действовать в обратном порядке, но моя метода отклонялась.
— Если что-то работает неизменно, зачем менять это, Люси?
Пока в ванну набирается вода, Том включает радио и слушает программу «Сегодня».
Процесс мытья интересен уже тем, что мой муж тратит безумное количество времени, намыливая губку. Частенько он при этом болтает. Но даже после того как мы прожили столько лет вместе, я все еще не всегда могу уловить момент, когда мое добродушное подтрунивание над ним будет выглядеть уместным. Если Тома перебить, он не ко времени впадает в дурное расположение духа, вывести из которого его не так-то просто. Вовремя же брошенная шутка делает его открытым и великодушным. Таким вот образом медленный танец нашего брака движется к совершенству.
Сегодня, роясь в ящиках шкафчика ванной, я пытаюсь объяснить Тому, что мои старые светло-голубые очки «Национальное здоровье» из ассортимента 80-х не те аксессуары, которые были бы уместны для сопровождения детей в школу, но он уже перешел в следующую фазу, которая предусматривает его полное погружение — за исключением кончика носа — в воду и пребывание там с закрытыми глазами в медитативной позе. Так он становится недосягаем даже для детского крика.
Я остаюсь сидеть на стуле — скрестив ноги, поставив локти на колени, подперев ладонями подбородок и разговаривая сама с собой, — этакая аллегория наших отношений.
Мысленно я переношусь назад, к той самой первой ночи, которую провела с Томом в его квартире в Шепард-Буше[2]в 1994 году. Проснувшись утром, я решила незаметно выйти из спальни и прокрасться в ванную в поисках своей одежды. Не найдя ее там, я вернулась в гостиную, поскольку относительно четко помнила, что довольно-таки продолжительный период мы провели на софе, прежде чем оказались наконец в спальне. Но и в гостиной одежды не было. Я стояла совершенно голая. И неожиданно вспомнила, что Том упоминал о соседях по квартире. Опрометью бросившись в ванную — на цыпочках, чтобы никого не разбудить, — я начала терзаться вопросом, не было ли это своего рода неудачной шуткой с его стороны. Или же, несмотря на положительные качества, существовала и темная сторона его натуры, заставлявшая его всякий раз держать в плену женщину, которая переспала с ним в первое же свидание. Я тихонько вернулась в спальню и обнаружила, что Том исчез. И тут я всерьез запаниковала. Я позвала его, но ответа не было. Сняв с крючка на двери махровый халат, я завернулась в него и пустилась в розыск.
Снова войдя в ванную, я вскрикнула. Том был полностью под водой, с закрытыми глазами, совершенно неподвижный. Заснул и утонул, обожгло меня горькое чувство утраты. У меня больше никогда не будет секса с этим мужчиной — а это было так здорово! Потом я подумала, что надо бы позвонить в полицию и все объяснить. Но вдруг они решат, что я в этом тоже замешана? Все улики против меня. С минуту я подумывала о том, чтобы сбежать. Но как без одежды? Медленно, едва дыша, я подошла к краю ванны и стала смотреть на лежащего там мужчину, отмечая про себя восковой оттенок его кожи; затем, не удержавшись, я ткнула пальцем в мягкую ложбинку между его бровями — надо же было проверить, в сознании он или нет? Голова его глубже ушла под воду, а меня чуть не хватил паралич, когда Том схватил меня за руку — да так крепко, что побелела кожа.
— Господи, ты собираешься убить меня? — воскликнул «утопленник». — А я-то думал, тебе было хорошо со мной…
— Я решила, ты утонул, — выдохнула я, — Где моя одежда?
Он указал на комод, стоящий за дверью. Там и лежали мои вещи, аккуратно сложенные стопкой. Вчерашние трусики, любовно свернутые пополам, поверх лифчика, видавшего лучшие дни, и пара стареньких джинсов «Ливайс».
— Это ты сложил? — нервно спросила я.
— Внимание к мелочам, Люси, — ответил он, — только и всего!
И снова погрузился в воду.
Разговор был окончен, но никто не отважился бы утверждать, будто я не могла предположить, что с ним нас ждет. Ах да, в то утро нас ждала постель…
Пока он валяется в ванне, я чищу зубы и произвожу критическую инвентаризацию его тела, начиная с макушки. Волосы по-прежнему темные, почти черные, разве что слегка поредевшие— но это заметно лишь моему экспертному взгляду. Вокруг глаз борются за превосходство веселые и грустные морщинки. Небольшая хмурая складка между бровями — в зависимости от положения дел с его библиотечным проектом в Милане: она то становится глубже, то разглаживается. Подбородок несколько тяжеловат; Том много ест, когда волнуется. Меньше острых углов — везде живот и грудь стали более мягкими, но удивительно привлекательными. Я должна не забыть сказать ему это! Надежный мужчина, который обеспечивает комфорт и привычные любовные ласки, щедро черпая их из довольно обширного репертуара. Привлекательный мужчина, как говорят мои подруги. Голова его внезапно показывается из воды, и он спрашивает меня, на что это я так уставилась.
