Едва он развязал ей руки, она немедленно обвила его шею руками и прижалась к нему всем телом. Он осторожно погладил ее волосы… шею… спину… Лиза закрыла глаза и почувствовала, как его губы прижимаются к ее губам, а руки властно подхватывают ее за бедра, вскидывают, прижимают…
Его ласки становятся все жарче, Лиза выгибается в его объятиях, стонет все громче, а потом, когда жар становится нестерпимым, громко кричит от наслаждения, и тогда он смотрит на нее своими серыми глазищами… и говорит голосом бабы Шуры:
— Ишь, разоралась, у кота ить так инфаркт будет! Подъем!
Лиза открыла глаза. Она сидела посреди своей разгромленной кровати, в ногах которой выгнулся и шипел перепуганный Барсик, а баба Шура, нянька, уже раздвигала шторы и ворчала по обыкновению что-то воспитательно-неласковое. Лиза выдохнула — и выпустила подушку, которую стискивала до этого руками и ногами. Розовая ночная рубашка была мокрой от пота, сердце колотилось так, словно Лиза не спала, а бежала марафонскую дистанцию.
Барсик посмотрел на нее дикими зелеными глазами и удрал из комнаты. Баба Шура закончила со шторами и подошла к кровати. Вид она имела вполне экзотический — спортивный костюм «Пума», меховые шлепанцы, вязаная безрукавка и бандана вместо косынки. Все вместе создавало имидж этакой современной Бабы-Яги, каковой баба Шура, в принципе, и являлась.
— Ты бы, девка, завязывала со своими клубами по ночам, ей-богу! Все мозги у тебя набекрень, вот и орешь во сне. Маленькая, бывало, спишь, как ангелочек, а сейчас? Каждую ночь быдто на референдум ходишь — «Да!», «Да!», «Нет!», «Да!». Свихнетесь вы все со своими мобильниками да музыкой этой ненормальной. Я вчера телевизер включила — вроде, Ротару, хорошая певица, из старых, а она тоже орет: «Я не вижу ваши руки!» Знамо дело, не видит, потому как не молоденькая уже, слабнут глаза. А все орет. Все орут. Надо тебе валерьянки заварить на ночь, вот! Иди завтракать.
С этими словами баба Шура удалилась, а Лиза со стоном откинулась на подушки.
Ей не валерьянка нужна, ей бром нужен. И ведро снотворного. Потому что она больше не может заниматься сексом исключительно во сне. Тем более — с этим человеком.
С Георгием Степановичем Волковым, начальником службы безопасности одного из подразделений холдинга «Мегабанк», принадлежавшего Лизиному отцу, Игорю Васильевичу Волынскому.
Восемь лет назад Волков вынес Лизу из горящего дома. Ей тогда было одиннадцать лет, и она мало что запомнила, а вспоминать о тех событиях в семье не любили. Потом ее и вовсе услали учиться в Англию, и до прошлого года Лиза Волынская вела нормальную жизнь банкирской дочки — тратила папины деньги, веселилась, проводила каникулы в Ницце и на Канарах. Но год назад она вернулась в Россию — и выяснила, что совершеннолетие отнюдь не означает свободу.
В отличие от своей легкомысленной и упрямой дочки, банкир Волынский прекрасно представлял себе сколько охотников за приданым способно появиться в окружении Лизы в самое ближайшее время. Именно поэтому накануне возвращения Лизы Георгий Волков, начальник службы безопасности «Мегабанка», был срочно вызван Волынским в кабинет, где и получил новое назначение.
— Придется, Жора, вспомнить прошлое. Начинал ты с моей личной охраны, вот и сейчас займешься тем же. Лиза прилетает из Лондона — ты должен стать ее тенью. Надеюсь, ты понимаешь, что это не понижение?
— Игорь Васильевич, я все понимаю, но…. Может, разумнее приставить к ней пару моих ребят? Они помоложе, реакция у них получше, да и ей веселее…
— Жора, хорош прибедняться. С твоей реакцией все равно не сравнить, да и опыт — а не возраст! — у тебя настоящий, боевой. Что же касается повеселее… Лизавета — девица с гонором. Предчувствую, что она будет СОВЕРШЕННО не рада наличию охраны и постарается от нее избавиться. Поэтому поручить могу это только тебе. Она тебе доверяет, знает, можно сказать, с детства, да и обмануть тебя не сможет. Ты должен стать ее тенью, Жора. Задание понятно?
— Так точно…
Первый приступ паники Жора пережил еще в аэропорту, когда увидел свою подопечную, выходящую через «зеленый коридор». Он помнил Лизу Волынскую совсем маленькой девочкой, белобрысым гусенком с тонкими беленькими косичками и худющими ножками — сейчас же на Жору надвигалось Видение.
Златокудрый ангел с зелеными, миндалевидными глазами. Длинные ресницы отбрасывают тени на смуглые щечки. Точеная шея, высокая, соблазнительная грудь. Нездешний ровный загар подчеркивает белое джинсовое платьице, по длине не намного обгоняющее нижнее белье. Бесконечные ноги, фигурка богини… Лиза превратилась в настоящую красавицу, а деньги папы помогли этому бриллианту обрести и достойную оправу. Лиза была ухожена, дорого и стильно одета, а бриллианты у нее в ушах и на шее тянули на… Да бог его знает, на сколько именно они тянули.
Короче, эта самая богиня надвигалась на оробевшего Жору Волкова и ослепительно ему улыбалась. Жора занервничал. За годы работы в «Мегабанке» он, конечно, изменился. Подучился малость, приобрел внешний лоск, привык к хорошим костюмам и дорогим машинам. Сопровождая Игоря Васильевича на самые разные мероприятия, успел повидать практически всю бизнес-элиту и разочароваться в ней ровно настолько, чтобы совершенно избавиться от комплекса неполноценности. Успел даже жениться — ненадолго.
Однако все эти восемь лет богатого жизненного опыта испарились при виде светловолосой красотки, и Георгий Волков, мужественный и немногословный человек с чеканным лицом римского полководца, в одночасье превратился в прежнего Жору, капитана спецназа, простого, в общем-то, парня, способного завязать в узел стальную кочергу, но робеющего в присутствии девушек…
Он стал ее тенью, хоть это было и нелегко. Он был рядом с нею везде и всегда — даже на вечеринках с друзьями, даже в кино на последних сеансах, даже в поликлинике, впрочем, достаточно блатной и хорошо охраняемой, чтобы ждать Лизу на улице, а не сидеть вместе с ней в очереди.
Он стал ее Тенью.
Лиза в ярости содрала через голову розовую ночнушку, натянула растянутую футболку и зашагала по комнате тяжелой поступью разъяренной тигрицы.
— Да что же это такое! За последний год я превратилась в неврастеничку! Мне каждую ночь снятся все более неприличные сны, в которых этот паразит делает со мной такое… Даже вспоминать стыдно! А на людях он ко мне боится и близко подойти. Словно я зачумленная! Ходить хвостом — это, понимаете ли, работа! А за ручку подержаться — превышение полномочий! Дубина!
Это эмоциональное выступление, напрочь лишенное всякой логики, Лиза выпалила своему отражению в зеркале, немного успокоилась и отправилась в душ. Там тоже имелось зеркало, которому она и сообщила:
— Эдик — прекрасный человек. Красив, воспитан, образован, внимателен, галантен и богат ровно настолько, чтобы папочка не волновался за возможное охмурение меня безродным альфонсом. Эдик — прекрасный человек и вполне достойная пара для меня, красавицы. Беда только в том, что я не хочу Эдика. Совсем. Я хочу Волкова! И даже Эдика в момент романтического свидания в Третьяковке я назвала Жорой!
