— Два дня? Не могли бы вы приходить к нам хотя бы раз в неделю? — предложила она.
Старина Эйб, их садовник, стал настолько немощен, что ему требовалась целая неделя, чтобы привести в порядок одну цветочную клумбу. Либби периодически снился один и тот же кошмар, будто их обширный сад превращается в непроходимые джунгли.
— Почему бы и нет, — согласился Адам Роско. — Как насчет завтра?
— Я дам вам адрес.
Любопытство Либби все еще не было удовлетворено. Ей хотелось знать, откуда он. Он не походил на цыгана и говорил совсем по-другому. Волосы у него были темными, но не жгучими, и ему не была присуща бесцельность, которая отличает цыган. Он производил впечатление человека, который знает, чего хочет.
— Откуда вы приехали сюда? — спросила она.
— Вас интересует, откуда я родом?
— И не только это.
— Графство Ланкашир, город Престон. — У него сохранился еле заметный северный акцент, который можно было уловить, только зная, откуда он родом. Говорил он глубоким, приятным голосом.
— И? — сказала она побудительно.
— Мама умерла. Отца обуяла охота к перемене мест. Он повсюду возил меня с собой. У меня было столько школ, что не хватит пальцев на двух руках, чтобы их сосчитать, — улыбнулся он.
— Похоже, не слишком подходящая жизнь для ребенка.
Это, на ее взгляд, была ужасная жизнь.
— О, я не знаю, — ответил Адам Роско, шагая на полшага впереди. Судя по тону, он улыбался. — Мы встречались с очень интересными людьми. Быть может, это была не совсем хорошая, но наверняка разнообразная, полная впечатлений жизнь.
— А сейчас ваш отец здесь, с вами?
— Он умер более четырех лет назад. — В его голосе прозвучала печаль. Так что, видимо, любовь все же была.
— Мне очень жаль, — посочувствовала Либби. — А остальные члены семьи?
— Это и была вся моя семья.
— Я тоже потеряла родителей, когда мне было всего пять месяцев. Меня воспитывал мой дядя.
— Выходит, у нас с вами есть что-то общее, — сказал Адам Роско.
Он расспрашивал ее о себе, и она отвечала без обиняков. Она не помнила своих родителей, которые погибли в автомобильной катастрофе: их машину занесло на повороте и они врезались в дерево. Ребенка чудом выбросило наружу, совершенно невредимого, а ее юные родители не смогли выбраться из машины и погибли от взрыва.
Ее воспитывал дядя. Она уже говорила об этом и о том, что с тех пор живет в его доме, занимаясь домашним хозяйством. Да, ответила она, ей нравится это дело. Она окончила курсы секретарей, но сомневается, чтобы ей это когда-нибудь пригодилось. У нее здесь много друзей. Она прожила здесь всю свою жизнь. Правда, она не рассказала ему, что Грэм Мэйсон — самый богатый человек во всей округе, что это его фабрика видна с вершины Друидз-Ринга. Были времена, когда Мэйсонам принадлежала значительная часть Вутон-Хэя — магазины, дома и многое другое. Но сейчас остались только фабрика и «Грей Муллионс» — самый большой особняк в городе. И Либби была той девушкой, которая однажды унаследует все это.
Грэм Мэйсон всегда считал Либби своей дочерью. Единственной женщиной, которую он любил так сильно, чтобы сделать ей предложение, была Барбара, черноволосая девушка с зелеными глазами, которая полюбила его брата, вышла за него замуж и погибла вместе с ним. Когда произошла та трагедия, никто не сомневался в том, что Грэм Мэйсон возьмет девочку к себе, в «Грей Муллионс». Он был ее единственным родственником, а они с братом были большими друзьями. К тому же с такими деньгами, как у него, это была небольшая жертва с его стороны. Он мог нанять нянек, а когда пришло время, то и гувернанток. И, Бог ты мой, этот неизвестно по какому проекту построенный старый дом был достаточно просторным, чтобы вместить не только их двоих.
В те времена Грэм Мэйсон мог составить достаточно выгодную партию для любой самой взыскательной девушки. Он и сейчас, в свои пятьдесят с небольшим лет, оставался подходящим, к тому же богатым женихом, правда, к этому времени за ним прочно утвердился статус «закоренелого холостяка»: ему так и не удалось встретить женщину, подобную Барбаре. Если не считать, конечно, Либби, которая, став взрослой, как две капли воды походила на свою мать: те же овал и цвет лица, те же глаза и изгиб губ, когда что-либо смешило или забавляло ее. Даже веснушки на носу располагались так же. Он почти забыл, что Либби стала ему дочерью только потому, что машину занесло и та врезалась в дерево. Он любил ее так нежно, как не любил никого на этом свете. Главнейшей целью его жизни было сделать так, чтобы судьба благоволила к Либби.
Конечно, ничего из этого она не рассказала Адаму Роско. Но по улыбке, с которой она говорила о своем дяде и своем доме, он понял, что она души не чает как в том, так и в другом. Ей было гораздо интереснее слушать его, чем рассказывать ему историю своей жизни. Никогда до этого она не разговаривала ни с кем так откровенно, как сейчас. На ее вопрос о том, собирается ли он теперь осесть здесь, он ответил:
— На некоторое время.
— Это значит, что вы по-прежнему намерены бродить по свету?
— Скорее всего, так.
Она была поражена. Ее собственная жизнь была такой размеренной, упорядоченной. У всех, кого она знала, были свои привязанности, свой постоянный дом. А он, было видно по всему, занимался лишь тем, что растрачивал свой талант: стоило только посмотреть на него, просто поговорить с ним, чтобы понять — это далеко не ординарный человек. А он, казалось, довольствовался тем, что бродил по белому свету, перебиваясь случайными заработками, не имея постоянной работы.
— Извините, — произнесла она наконец, — это, конечно, не мое дело, но, если вы когда-либо захотите получить постоянную работу, то мой дядя, я надеюсь, сможет оказать вам в этом содействие.
— Спасибо. — Его голос звучал достаточно серьезно, но глаза смотрели на нее с явной улыбкой. — Я запомню — если мне когда-либо захочется иметь постоянную работу.
За разговором они не заметили, как подошли к большой вырубке, где стояла Сторожка лесника. Когда-то сюда вела достаточно широкая лесная дорога, которая соединялась с другими, более наезженными проселками. Однако сегодня она заросла мхом и травой, хотя, приглядевшись, на ней можно было заметить недавние следы автомобильных колес.
Крыша домика была отремонтирована: яркие пятна новой черепицы выделялась на фоне остальной потемневшей от времени крыши. Дверь была притворена, а не висела, как раньше, на одной ржавой петле. И хотя на окнах не было занавесок, зато были заменены все рамы, которые сверкали новыми стеклами в лучах солнца.
Либби остановилась поодаль и осмотрела все оценивающим взглядом. Дом никогда не отличался излишествами: просто четыре стены и дверь, две комнаты внизу, две — наверху. С годами кирпичи приобрели более блеклый цвет. Трава вокруг домика была недавно скошена. Сейчас он приобрел определенное очарование, если только может быть очарование в полнейшем уединении.
