Какой же великолепный вид на озеро открывается с этой террасы! Но мать смотрела вдаль ничего не видящим взглядом. Солнце освещало ее сбоку. Ее четкий профиль и прекрасные золотистые волосы были необыкновенно красивы. На Розмари был лимонно-желтый пеньюар, перехваченный в талии пояском. Талия у нее до сих пор тоненькая, как у девушки. Анна еще раз удивилась необыкновенной красоте матери и превратности судьбы, которая распорядилась так, что эта красота отцветала, никого не радуя. Пустоцвет. Но, слава Богу, она жива и здорова.
Анна перевела дыхание и поднялась по деревянным ступеням на террасу.
Розмари безучастно взглянула на дочь. В ее обычно выразительных серо-голубых глазах застыло отсутствующее выражение. Она послушно приготовила себе чай, но чашка нетронутая остывала перед ней. Она до сих пор в глубоком шоке, подумала Анна, тихонько присаживаясь в кресло рядом с матерью.
— Мама, — нежно позвала Анна, — что же ты не выпила свой чай?
— Что? — встрепенулась мать.
— Чай! Ты забыла про чай.
— Ах да… Чай. Я заварила, но забыла выпить.
— Да я уж вижу.
Анна ободряюще похлопала Розмари по руке. Хотела было заварить свежий чай, но передумала. Маму нужно как можно скорее отсюда увезти. И найти место, где бы она не оставалась одна все двадцать четыре часа в сутки.
Лучше всего ей было бы у Анны, конечно. Но на Анне клиника и несколько важных встреч, которые она никак не может перенести. Вся эта неделя у нее очень загружена, да и предстоящая тоже. Вот к концу той недели она разберется с самыми неотложными делами и возьмет отпуск.
А пока тете Мелани придется взять на себя заботу о сестре, нравится ей это или нет.
— Мама, — твердо сказала Анна, — послушай меня очень внимательно. Ты должна отдавать себе отчет в том, что оставаться здесь ты больше не можешь. Дом принадлежит Оливеру. Конечно, никто в семье не знал о вашем тайном убежище, но ведь документы на него существуют. Рано или поздно здесь кто-нибудь появится, и неизбежно возникнут вопросы. А ведь ты всегда говорила, что Оливер больше всего на свете боялся, что жена узнает. Так что…
— Ей уже все равно, — прошептала Розмари. — Его жена больше ничего не узнает. Она была вместе с ним в машине. Слава Богу, они не мучились. Это была мгновенная смерть.
Анна вскрикнула и прижала ладони к губам. Какой ужас! Она частенько желала Оливеру вывалиться из окна какого-нибудь небоскреба, это верно. Но она никогда не желала зла его несчастной обманутой жене!
Бедная, несчастная женщина, покачала головой Анна.
— Бедный, несчастный Марк, — вздохнула Розмари. — Как он сможет это пережить?
Анна нахмурилась. Она редко вспоминала о сыне Оливера, особенно в последнее время. В конце концов, он уже взрослый мужчина и давно не живет с родителями. И все же в ее душе шевельнулось сочувствие. Как страшно в одну секунду лишиться обоих родителей, особенно матери. Но ему Анна ничем не может помочь. У нее есть собственная мать, и ей надо позаботиться о ней.
Но мама при мысли о Марке вдруг встрепенулась. В глазах ее мелькнуло смятение.
— Ты права, Анна. Мне нельзя здесь оставаться. Вдруг приедет Марк и обнаружит меня здесь. Господи, Оливер умрет, если его сын что-нибудь узнает!
Тут Розмари сообразила, какую ужасную вещь сказала, и из груди ее вырвалось сдавленное рыдание.
— Вряд ли сын Оливера приедет сюда сам, — возразила Анна. — Скорее всего, он пришлет юриста или агента по недвижимости. Но даже если он здесь и появится, тебя тут уже не будет. Я отвезу тебя к тете Мелани. Ты поживешь у нее, пока я не подыщу тебе что-нибудь постоянное.
У Розмари из глаз хлынули слезы. Она замотала головой:
— Нет! Нет, только не к Мелани! Она никогда не одобряла моих отношений с Оливером. Она его ненавидит!
Будто кто-то одобрял эти отношения, хмыкнула про себя Анна. Мы все его ненавидели! Но сейчас не время говорить об этом. Тем более, что для мамы это не новость.
— Мама, пойми, Мелани не испытывала ненависти к Оливеру. Она просто винила его за то, во что он превратил твою жизнь, понимаешь? Это совершенно разные вещи. Потом, теперь причина для ненависти в любом случае исчезла.
— Она никогда не могла этого понять! — со слезами закричала Розмари. — И ты тоже! Вы обе думали, что я дура, а он меня использует. Разве не так?
— Я никогда не считала тебя дурой, мама, — возразила Анна.
— Нет, считала! Может, я и была дурой. Но любовь всех лишает разума!
Ну уж нет, с мрачной решимостью качнула головой Анна. Никогда! Если ей суждено влюбиться, она никогда не позволит себе потерять голову из-за ничтожества вроде Оливера Бейкера.
— Я понимаю: ты считаешь, что Оливер никогда меня не любил по-настоящему, — дрожащим голосом произнесла Розмари. — Но я точно знаю: он любил меня.
— Раз ты так говоришь, мама…
Какой смысл сейчас спорить с ней?
— О, я вижу, ты мне не веришь! Но есть кое-что, о чем ты не знаешь. О чем я никогда тебе не рассказывала…
— Мама, прошу тебя, и не начинай!
Меньше всего сейчас Анне хотелось выслушивать бесконечные душещипательные истории о лживых уверениях в любви, которыми Оливер столько лет морочил голову своей легковерной подруге. А также разнообразные версии причин, по которым Оливер никак не мог оставить семью и жениться на ней. Уже несколько лет Анна решительно пресекала все разговоры об Оливере.
Розмари испустила глубокий горестный вздох. По мере того, как воздух выходил из ее легких, жизненные силы, казалось, оставляли ее тело. Плечи сгорбились, в глазах погас блеск, даже волосы стали серыми и безжизненными.
В одно мгновение живая, пышущая здоровьем красавица превратилась в собственную тень. Еще недавно ей никто не дал бы больше тридцати. Теперь же она выглядела на каждую минуту своих сорока двух лет. Причем не очень счастливых лет.
— Наверное, ты права, Анна. Какая теперь разница? Оливера больше нет. Все кончено.
Безысходность в голосе матери напугала Анну гораздо больше, чем недавние бурные слезы. Она с тревогой вглядывалась в глаза Розмари. Этого Анна и боялась: мама считает, что теперь, с кончиной Оливера, и ее жизни настал конец.
Анна в смятении опустила голову. Она сама очень похожа на мать. Так люди говорят. И верно, внешне они очень похожи: те же широко расставленные серо-голубые изменчивые глаза, те же золотистые буйные локоны, та же длинная стройная шея. И фигура у нее мамина. Но на этом сходство заканчивалось. По характеру они — совершенные противоположности. Мама — романтичная и мечтательная, а Анна всегда стремилась стоять на твердой земле обеими ногами. А что касается мужчин… Вряд ли в Анне осталась хоть капелька идеализма: ведь она двадцать лет наблюдала, как женатый мужчина коверкает жизнь ее матери.
Сначала-то она была от него в восторге. Шестилетняя девочка, выросшая без отца. Когда в их с мамой тесном мирке появился красивый и веселый Оливер, который осыпал ее игрушками и сладостями, шутил и дурачился, она была счастлива.
