— Да это совершенное колдовство! — ворчала тетушка.
— Но как же растения могут держать в подчинении людей? — допытывалась Мюриэль. — Значит, Дарнлей утверждает, что они разумны?
— Он этого не говорит. Он ограничивается указанием, что они обладают таинственными способностями, не похожими ни на одну из наших умственных способностей. Но факт, что, так или иначе, они умеют защищаться и побеждать.
— Так они передвигаются?
— Нет. Они не перемещаются, но они способны к быстрому временному подземному росту, что и является одним из способов их нападения и защиты.
Тетушка негодовала, Мюриэль была поражена, а Гертон охвачен сдержанным, как это свойственно янки, возбуждением.
— Или Самуэль сошел с ума, или же он попал в область Бегемота![6]— воскликнула тетка.
— Это я увижу собственными глазами, — машинально ответил Айронкестль.
— Иисусе Христе! — всполошилась тетушка, — не хочешь же ты сказать, что присоединишься к этому лунатику?
— Да, я это сделаю, тетушка, по крайней мере, попытаюсь это сделать. Он ждет меня и нисколько не сомневается в моем решении.
— Ты не оставишь свою дочь!
— Я поеду с отцом, — спокойно заявила Мюриэль.
Во взоре Айронкестля промелькнула тревога.
— Но не в пустыню же?
— Если б я была твоим сыном, ты не ставил бы мне препятствий. А я разве не тренирована, как мужчина? Разве я не сопровождала тебя в Аризоне, на Скалистых горах и на Аляске? Я могу переносить усталость, лишения и перемену климата не хуже тебя.
— Но все-таки ты — девушка, Мюриэль.
— Это возражение устарело. Я знаю, что ты совершишь это путешествие, что ничто не может тебя остановить… Знаю также, что не хочу два года томиться в разлуке. Я еду с тобой.
— Мюриэль! — вздохнул он, растроганный и возмущенный.
Вошел слуга с карточкой на блестящем подносе.
Гертон прочел: «Филипп де Маранж».
Карандашом было прибавлено: «И Моника».
— Ну, вот!.. — почти радостно воскликнул Гертон.
В гостиной были молодой человек и девушка.
В Севенских горах можно встретить таких мужчин, как Филипп Маранж, со скрытым пламенем в каждой черте лица, с глазами цвета скал. Роста он был почти такого же, как Айронкестль. Но все взоры притягивала Моника. Похожая на юных колдуний, появлявшихся при свете факелов и костров, она оправдывала тревогу Ревекки. Волосы, как ночная тьма, без всякого блеска, представляли для тетушки нечто дьявольское, еще больше, чем глаза, окаймленные длинными загнутыми ресницами.
«Такой, должно быть, была Далила!» — говорила себе Ревекка, смотря на нее с испугом и восхищением.
Непобедимые чары заставляли ее сесть рядом с молодой девушкой, от которой исходил еле уловимый аромат амбры и ландыша.
Не задавая прямых вопросов, Гертон скоро навел Маранжа на интересующую того тему.
— Мне необходимо, — признался тот, — найти какое-нибудь дело.
— Почему? — с присущим ему небрежным видом осведомился Гертон.
— Главным образом, из-за Моники… Отец оставил нам наследство, обремененное слишком бесспорными долгами и очень сомнительными дивидендами!
— Боюсь, милый юноша, что вы не слишком сильны в делах. Вам пришлось бы слепо довериться какому-нибудь специалисту и платить ему проценты с капитала. В Балтиморе я не вижу никого подходящего. Быть может, мой племянник Сидней Гютри сможет что-нибудь сделать? А лично я до смешного лишен способности к делам.
— Это правда, что и у меня нет призвания к этому, но что ж делать, если это необходимо! — вздохнул Филипп.
Гертон залюбовался юной колдуньей, представлявшей такой разительный контраст с очаровательной Мюриэль.
— Вот, — пробормотал он, — неопровержимое возражение против систем, превозносящих высшую расу: пеласги[7]не уступали эллинам.
Маранж упивался близостью Мюриэль.
— Мне кажется, вы были хорошим стрелком, — сказал Гертон. — А война приучила вас выносить лишения. Так я мог предложить вам одно дело. Согласились бы вы подвергнуть себя испытаниям, какие вынесли Ливингстон, Стэнли или ваш Маршан?
— Можете ли вы сомневаться, что я грезил о такой жизни?
— От большей части наших грез мы отказались бы с отвращением, если б они стали осуществимы. Человек отвлеченно любит ставить себя в положения, противные его природе. Представьте себе неуютные, опасные страны, угрожающие, а то и людоедствующие племена или народности, лишения, усталость и лихорадку… Согласится ли при таких условиях ваша Мечта превратиться в действительность?
— А вы думаете, уютно было мерзнуть на трех, четырех, а то и пяти тысячах метров высоты, в летательной машине несовершенного устройства и капризной? Я готов с единственным условием, что это обещает приданое для Моники.
— Страна, куда я думаю отправиться, так как экспедицию эту хочу снарядить я, содержит, наряду с живыми сокровищами, которые вас не интересуют, также великое множество драгоценных минералов: золото, платину, серебро, изумруды, алмазы, топазы. При удаче вы можете разбогатеть… При неудаче ваши кости высушит пустыня. Подумайте…
— Колебаться было бы глупо… Только заслужу ли я богатство?
— В пустыне хорошее оружие неизбежно оказывает громадные услуги… Мне нужны надежные люди моего круга, следовательно, — товарищи. Я рассчитываю завербовать Сиднея Гютри, который теперь в Балтиморе и думает о подобного рода путешествии.
— Вы упомянули о живых сокровищах?
— Забудьте о них. Это вас не касается и неинтересно для вас.
Гертон опять погрузился в себя, о чем свидетельствовал его взгляд, ставший пустым.
Тетя Ревекка зло улыбалась.
Молодые девушки распространяли вокруг себя страшное и сладкое очарование, сумевшее извлечь человеческую любовь из животного отбора, и волосы Мюриэль смешивались в воображении Филиппа с таинственными странами, где он собирался вкусить первобытную жизнь.
Часть первая
Глава I ЖУТКАЯ НОЧЬ
Сумрак охватывал тысячелетний лес, и страх, накопленный в бесчисленных поколениях, заставлял трепетать травоядных. Прошло столько тысячелетий, а лес еще почти не знал человека. В своем необъяснимом, но неустанном упорстве он продолжал порождать те формы жизни, которые существовали еще до кромлехов[8]и пирамид. Деревья все еще продолжали царить на земле. В утренней и вечерней заре, днем и ночью, под красными солнечными лучами и в серебристом сиянии луны, непобедимые веками, побеждая пространство, воздвигали они свое безмолвное царство.
