Книга Во власти бури - Данелла Хармон

"Предлагается вознаграждение в полторы тысячи фунтов за любые сведения о местонахождении леди Ариадны Сент-Обин, дочери графа Уэйбурна. Упомянутая леди исчезла в ночь пожара на конюшне Уэйбурн-Хауса, стоившего жизни ее отцу.

Возраст: 19 лет.

Приметы: невысокого роста, прекрасно сложена, волосы медно-рыжие.

При ней должен быть гнедой жеребец с белой полосой на морде и белыми «гетрами» на задних ногах.

Заинтересованным лицом выступает новый граф Уэйбурн, брат леди Ариадны. Поскольку означенная лошадь по смерти старого графа является его законной собственностью, он намерен приложить все усилия к розыску.

Со сведениями обращаться в Уэйбурн-Хаус по адресу:

Бромптон-роуд, Лондон".

— Думаю, этого достаточно.

«Новый граф Уэйбурн» склонился над роскошным письменным столом в кабинете, унаследованном вместе с титулом, чтобы в последний раз пробежать взглядом строчки составленного документа. Потом поставил размашистую подпись и протянул бумагу дворецкому, застывшему в ожидании.

— Прошу лично удостовериться, чтобы это размножили и отправили в каждую гостиницу, на каждый постоялый двор — словом, в любое мало-мальски приличное заведение отсюда до Кинге-Линн. И пусть «Тайме» напечатает это как можно скорее.

Дворецкий молча вложил в протянутую руку хозяина перчатки, потом головной убор для верховой езды. Тот небрежным жестом нахлобучил шляпу на рыже-каштановые волосы и пошел к двери, бросив уже через плечо:

— Надеюсь, это сработает! Сестра наверняка уже на полпути к Норфолку.

Прежде чем дворецкий успел ответить, дверь открылась.

— Лошадь оседлана, милорд.

— Надеюсь, она достаточно резва, — проворчал Тристан и намеренно громко хлопнул дверью, выходя.

Слуги уже выстроились в шеренгу на ступенях особняка, чтобы проводить молодого хозяина. Вид его был так мрачен, а губы поджаты с такой угрозой, что тому, на кого падал его взгляд, хотелось отшатнуться, как бы хорошо он ни был вышколен.

— Господь не оставит нашу дорогую леди Ариадну, — чуть слышно проговорила одна из горничных и сделала движение, как если бы собиралась заломить руки, но удержалась. — Я буду молиться за нее, Уильям! Пусть она доберется до Норфолка раньше его…

— У нее несколько часов форы, — откликнулся лакей, почти не шевеля губами, чтобы не привлечь ненароком внимание хозяина (лицо его при этом не утратило выражения подобострастия). — И потом с ней Шареб-эр-рех. Ее не догнать.

Безмолвно, с хорошо скрытым неодобрением, слуги наблюдали за господином. Тот сердито подергал подпругу, проверяя, на совесть ли она затянута, косясь при этом на ни в чем не повинную лошадь с таким видом, словно не мог простить ей, что она всего лишь одна из верховых кобыл Уэйбурн-Хауса, а не самый быстрый чистокровный жеребец во всей Англии. Воздух, казалось, был пропитан этим неодобрением, словно электричеством перед грозой. Слуги украдкой обменивались угрюмыми взглядами.

Несчастья просто преследовали леди Ариадну. Сначала от странной, необъяснимой болезни погибли все лошади на племенной ферме, потом произошел пожар на конюшне, столь же загадочный и еще более ужасный, так как стоил жизни старому графу и едва не погубил и самую ценную лошадь. Последним ударом явилось чтение завещания. Без сомнения, намерения графа были самые благородные… однако трудно, почти невозможно было поверить, что он завешал бесценное животное — чистокровного племенного жеребца по кличке Шареб-эр-рех — такому пустоголовому и безответственному моту, как Тристан, пусть даже тот и был ему сыном.

Разве можно винить леди Ариадну за то, что она украла жеребца и сбежала под покровом ночи?

Молодой граф ничего не знал как о ходе мыслей своих слуг, так и об их симпатиях и антипатиях — и ничуть этим не интересовался. На его привлекательном лице не отражалось и тени сожаления, когда он проходил мимо обугленных руин конюшни. Единственным чувством, оживлявшим его надменную физиономию, был гнев. От него веяло мрачной решимостью, не предвещавшей ничего доброго. Чувствуя это, лошадь опасливо выкатила белки и начала пританцовывать, стоило Тристану приблизиться к ней. Теперь, уже взявшись за луку седла, он обернулся к дворецкому, чтобы дать последние указания.

— Если появится кто-нибудь со сведениями, пусть ждет моего возвращения. О деньгах ни слова! Пока расплачиваться нечем, но деньги появятся, как только этот жеребец появится у меня в руках. Помоги мне Бог, чтобы это случилось как можно скорее!

С этими словами молодой хозяин Уэйбурн-Хауса вскочил в седло, поднял лошадь на дыбы и вскоре уже скакал к воротам поместья.

— Скорее, сэр! Это рядом, на улице!

Колину Николасу Лорду достаточно было взглянуть на собаку, чтобы понять, что она умирает. Вокруг собралась небольшая толпа зевак, преисполненных сочувствия, но бессильных помочь. Увидев Колина, женщина с раскрасневшимся, встревоженным лицом бросилась навстречу.

— Вы ведь ветеринар, сэр, правда? Так мне сказали! Умоляю, сделайте что-нибудь, спасите беднягу Гомера! Я не знаю, что будет с сыном, если собака погибнет! Доктор, прошу вас, прошу!

Требовательный жест ветеринара заставил зевак отступить. Крупный черный мастиф лежал на боку. Тело его было сведено судорогой, зубы оскалены в гримасе агонии, глаза остекленели. Мальчик лет шести-семи почти лежал рядом, обнимая худенькими руками массивную шею собаки и спрятав лицо в густой мех. Услышав энергичные шаги, он поднял голову. Голубые глаза уставились на Колина с безмолвной мольбой, слезы продолжали катиться по совершенно мокрым щекам.

— Моя собачка… мой песик… — проговорил он, с трудом сдерживая рыдания.

— Позволь мне осмотреть его, ладно? — мягко попросил Колин.

Слезы закапали чаще, но ребенок кивнул и поднялся, укрывшись в объятиях матери. Ветеринар опустился на колени на крупный булыжник мостовой и раскрыл чемоданчик, приговаривая: «Спокойно, дружище, сейчас мы тебе поможем». Рука привычным жестом нашла бедренную артерию собаки. Пульс был, но слишком частый и слабый.

Отодвинув губу, он осмотрел десны и убедился, что они почти Так же белы, как и зубы. Но не это, а тугое, вспученное брюхо собаки помогло поставить окончательный диагноз.

— Когда он последний раз ел, мадам?

— Несколько часов назад, — ответила женщина, тесно прижимая к себе сына. — Сэр, неужели он…

— Рвота была?

— Только попытки. Я накормила его тушеным мясом с картофелем, он выпил целую миску воды, играл с Томми, а потом мы взяли его с собой в город. Это, знаете ли, очень добрый пес, дети его любят и наперебой ласкают… Боже мой, неужели он умрет!

Ее невольный возглас заставил мальчика вывернутся и броситься к собаке. Вскоре он уже снова полулежал на мостовой, обвивая шею мастифа так отчаянно, словно это могло вернуть того к жизни.