– У тебя тоже будет такая возможность, – устало проговорила Морган. Последовав примеру Нэн, она скинула туфли и опустила ноги в воду. – Если хочешь знать, я ужасно боюсь.
– Боишься?! – Нэн шлепнула ногой по воде, и во все стороны полетели брызги. – Радоваться надо, а не бояться!
Морган пожала плечами, глядя вслед паре ласточек, летевших по направлению к дому:
– Говорят, король Генрих страшен в гневе, у Анны Болейн отвратительный характер, и все эти знатные особы с их богатством, властью, влиянием… А я – маленькая провинциальная девочка, пытающаяся стать настоящей леди. Как тут не струсить?
– Ну, там есть дядя Томас, а он, говорят, столь же влиятелен, как и король. Это должно придать тебе уверенности.
Нэн вытащила из воды ноги и поднялась, стряхивая на траву прозрачные капли.
– Неизвестно, откуда он появился, а сейчас стал ближайшим сообщником архиепископа.
– Вот именно сообщником, – печально произнесла Морган. – Ты хорошо знаешь, что здесь, в Фокс-Холле, Томаса Кромвеля ни во что не ставят. Считают виновным в том, что произошло с церковью с тех пор, как Генрих избавился от Екатерины Арагонской, хотя на Анне Болейн тоже лежит часть вины.
– О, Морган, – широко раскрыв глаза, промолвила Нэн, – ты же не собираешься вести при дворе подобные разговоры, правда?
Морган тоже вытащила из воды ноги, но надевать туфли ей пока не хотелось. Трава была такой мягкой и свежей, и она вдруг подумала, что еще очень и очень не скоро сможет вновь походить босиком.
– Разумеется, нет, – успокоила кузину Морган. – Это здесь мы привыкли свободно высказывать свои мысли. К тому же дядя Томас нам не прямой родственник.
– Но его влияние тебе не повредит, – настаивала Нэн. Морган не отвечала, погруженная в свои мысли. – Полагаю, ты не боишься встречи с Шоном О’Коннором?
Это замечание вызвало мгновенную реакцию Морган. Резко повернувшись к кузине, она спросила:
– Шон? Почему ты о нем заговорила?
Нэн игриво отскочила от Морган:
– Потому что ты без ума от него с прошлой весны, когда он останавливался у нас по дороге в Лондон. Целых полгода твердила: «Правда, Шон красивый? А какие голубые у Шона глаза! Не правда ли, у Шона очаровательные веснушки?»
– Ах ты! – Морган запустила туфлями в кузину, промахнулась и с ужасом увидела, что они шлепнулись в воду и пошли ко дну. Нэн расхохоталась, и Морган бросилась к ней, однако длинноногая Нэн оказалась проворнее. Убегая, она повернула за угол дома в конце аллеи и была такова.
Впрочем, Нэн сказала правду. У Шона О’Коннора, ученика великого придворного художника Ганса Гольбейна-младшего, и в самом деле были голубые глаза, очаровательные веснушки, волнистые темные волосы и улыбка, способная растопить лед. Морган знала Шона всю свою жизнь; дальний родственник ее отца, Шон не реже раза в год приезжал со своей семьей из Арма на свадьбы, крестины, похороны и прочие события, которые объединяли ирландскую и английскую ветви семейства.
Но вплоть до нынешней весны, когда Шон остановился у них по пути в Лондон, Морган не отдавала себе отчета в том, что испытывает к молодому ирландцу нечто большее, чем просто родственные чувства. Он нежно поцеловал ее, и она подумала, что любит его. А он, конечно же, любит ее. И предстоящее свидание с Шоном волновало ее не меньше, чем блеск и великолепие королевского двора. Неожиданно ей пришло в голову, что животные чувства Бесс и Маддена не имеют ничего общего с настоящей любовью. Во имя всего святого, подумала Морган, настоящая любовь – это многозначительный обмен взглядами за столом, соединяющиеся под звездным небом руки, нежнейшие поцелуи под сенью розовых кустов. Именно эти чувства вызывал у нее Шон О’Коннор, и это не имело ничего общего с тем, что происходило между Бесс и близнецами Мадден. Вдохновленная собственными доводами, в ожидании предстоящей встречи, она отбросила всяческие сомнения и страхи относительно своего дебюта при дворе и направилась по аллее, ведущей в глубину сада. Она почти физически ощущала прикосновение губ Шона, чувствовала его объятия. Морган тогда исполнилось семнадцать, и кое-кто мог бы сказать, что она старовата для первого поцелуя, но Фокс-Холл был в стороне от большого света, и ее ровесники появлялись здесь довольно редко. И в этих случаях леди Элис и тетушка Маргарет не сводили с девушек глаз.
Морган задержалась, чтобы сорвать веточку цветущей сирени, и печально подумала о том, скоро ли она сможет вновь полюбоваться цветущим садом, старым замком, когда удастся вернуться в Фокс-Холл. Каждый камень здесь, каждый лист и каждая травинка были несказанно дороги, ведь именно тут Морган появилась на свет. Леди Элис нравилось имя Элизабет, но сэр Эдмунд Тодд намеревался назвать дочь Джейн, в честь своей матери. Никто из супругов не хотел уступать, и леди Элис в конце концов предложила компромисс:
– Ну, раз уж на свете так много Элизабет и Джейн, а я очень люблю своих родственников по мужу, в частности Моргана Уильямса, почему бы…
Сэр Эдмунд вскипел:
– Назвать дочь Морган? Хочешь, чтобы она выросла ведьмой вроде колдуньи Морганы?
– Едва ли, – расхохоталась леди Элис, – хотя бы потому, что Морган Уильямс мужчина и уж совершенно точно не колдун! Но имя это необычное.
С этим сэру Эдмунду пришлось согласиться:
– К тому же Морган Уильямс единственный порядочный родственник со стороны этих Кромвелей, уже за одно это стоит уважать его.
– Моя бедная сестра не подумала, выходя замуж за Кромвеля, – признала леди Элис и тут же торжествующе добавила: – Кроме того, ее зовут Джейн.
Сэр Эдмунд хихикнул, не удержавшись, и решил, что Морган, возможно, и не слишком вызывающее имя для девочки. Впрочем, малышка и выглядела не совсем обычно, что было заметно еще в младенчестве. Глаза у нее были не просто голубыми, а слегка отливали зеленью и золотом; волосы – нечто среднее между темными и светлыми, черты лица правильные, но слишком резкие – так художник порой старается оттенить особенно выразительные фрагменты.
С течением времени девчушка превратилась в девушку с роскошными волосами и огромными топазовыми глазами. И хотя сама Морган никогда не считала себя миловидной, родственники и друзья отмечали ее необычайную красоту, скорее внутреннюю, чем внешнюю.
Братьев и сестер у Морган не было. По непонятной причине леди Элис не произвела на свет больше ни одного ребенка, и Морган сдружилась со своей кузиной Нэн. И все же это было счастливое безмятежное время.
Когда Морган исполнилось двенадцать, она побывала с родителями в Лондоне. И пришла в благоговейный ужас от суеты, шума, множества людей, великолепных особняков на Странде! Она не видела короля и его первую жену, Екатерину Арагонскую, но вид Уайтхолла и Сент-Джеймского дворца потряс ее.
И вот сейчас ей предстоит жизнь в Лондоне при дворе. Катерина больше не королева: Генрих оставил ее ради Анны Болейн. Трудно представить себе на месте королевы другую женщину. Она ведь была супругой короля задолго до рождения Морган. И уж совершенно невозможно было вообразить на троне Анну Болейн. Родители Морган не одобряли ни новую правительницу, ни разрыв короля с римской церковью, вызванный этим порочным, по их мнению, союзом.
