Он ощутил странный спазм в горле.
Воспоминания… Те дни, полные смеха и дружбы.
И любви.
Они действительно любили друг друга. Конечно, неизбежное случилось. Их любовь изменилась. Марк и он оба влюбились в Тори.
И она выбрала Марка…
Солнце садилось и освещало улицу, великолепные огромные деревья и старые дома волшебным светом заката.
Он достал из кармана письмо, развернул и стал читать снова. Наверное, в сотый раз.
Тори отдернула занавеску и выглянула. Он был все еще там, сидел в гамаке на террасе и как будто не волновался, что уже становилось темно. И холодно.
— Даже не вздумай беспокоиться, что он замерзнет, — пробормотала она.
Адам.
Она чуть не потеряла сознание, когда увидела его на пороге. Это был он, однако сильно изменившийся. Такой же красивый, как тогда, когда у девушек захватывало дух при виде него.
Волосы стали короче, но были такими же черными и волнистыми и все так же спадали на глаза. Темные, как вулканическое стекло, глаза светились смехом и озорством. Прямой нос, большой чувственный рот, ровные белые зубы. И шрам на подбородке — он тогда прыгнул на велосипеде так, как ни Марк, ни она не решились бы. Он беспечно смеялся, когда ее мама уговаривала его поехать в больницу наложить швы.
На следующей неделе он сломал руку в таком же прыжке.
Не похоже было, чтобы сейчас он так уж часто смеялся. Жесткая и суровая линия рта. И глаза, когда она открыла дверь, смотрели напряженно. Мужчина, который способен выполнить ответственное задание.
Когда она сказала, чтобы он уходил, в его глазах сверкнули знакомые задорные огоньки, еще более разгоревшиеся, когда он увидел грязь на ее коленях.
Она невольно задрожала, подумав об этих черных глазах, смотревших на нее с дружелюбием, о его взгляде, притягательном и чувственном.
В нем всегда был магнетизм. Воздух вокруг него как будто наполнялся энергией, и остальные ребята казались рядом с ним маленькими, неинтересными, как будто они были черно-белые и плоские, а он — трехмерный и цветной.
Тори всегда считала, что Адам будет необузданным человеком. И окончит жизнь, прыгая в черной коже через каньоны на мотоциклах, которые он так любил, будучи подростком. Или путешествуя в поисках приключений, охотясь на крокодилов и спасая красавиц.
Он во всем был не похож на других, поэтому она думала, что он будет заниматься чем-нибудь из ряда вон выходящим. Станет секретным агентом. Покорит Эверест. Отправится в одиночное кругосветное плавание. Будет исследовать космическое пространство.
Когда она услышала, что он стал адвокатом, то сначала не поверила. Адам — юрист? Это казалось невероятным.
Пока она не увидела его на своем крыльце, излучающего уверенность и здоровье. Хотя, конечно, уверенности ему всегда было не занимать. Тем не менее она никогда не могла бы представить его в таких ботинках, шелковой рубашке, в слегка ослабленном галстуке и выглаженных брюках.
Она снова посмотрела на террасу. Раньше он курил, теперь наверняка бросил. Плохой мальчик вырос. Но остались те же глаза и та же улыбка.
— Уходи, — прошептала Тори.
Он не двигался.
Она знала, что он стал бы хорошим адвокатом, нет, больше чем просто хорошим. Он умел разбираться в людях — всегда знал, что они сделают. Он был такой умный и проницательный, что часто она и Марк удивленно переглядывались за его спиной. И он мог быть довольно жестким, этого не было ни у нее, ни у Марка.
Она знала, на что он рассчитывает: она сдастся и выйдет, движимая прежней привязанностью или любопытством. Но она не собиралась потакать ему. Пусть сидит там хоть целую ночь!
Она пошла в ванную комнату, захлопнула дверь и посмотрела на себя в зеркало, грустно усмехнувшись. Выглядит как ребенок. Да и чувствует себя ребенком. Она послюнявила палец и потерла коленку.
Он теперь такой солидный. Назначает свидания шикарным женщинам, которые носят вечерние платья и не кажутся смешными. Он, может быть, даже приглашает их в оперу.
Адам Рид в опере.
В нем не осталось ничего мальчишеского. Настоящий мужчина. Рост не меньше шести футов, широкие плечи и необыкновенная сила, которая угадывалась под этой великолепно сшитой одеждой. И, конечно, та сила, которая всегда светилась в его глазах. Делала его загадочным, интригующим.
Интересно, он женат? В зеркале она увидела, как бьется на виске жилка и как выступили веснушки, похожие сейчас на крошечные кляксы.
«Какая тебе разница, женат он или нет!» — устыдила она себя. Просто любопытно, какая у него могла бы быть жена.
Тори вышла из ванной, на цыпочках подошла к окну. Он был там.
Она знала, что, если в нем осталось что-то от того Адама, он будет здесь и утром, просидит неделю, месяц. Отказать ему будет очень сложно.
И вообще, почему она так его боится? Пусть скажет, что хочет, и уходит.
Она вздохнула, накинула на себя шерстяной плед с кровати. Из-за близости к горам в Калгари всегда было прохладно. Адам как будто и не чувствовал этого.
Она открыла дверь и скользнула в темноту. Вокруг стояла тишина.
Тори села рядом с ним, закуталась в плед — удобный барьер между ними.
— Ты самый упрямый человек, которого я встречала, — сказала она.
От него пахло солнцем, одеколоном и свежестью.
Он осторожно коснулся ее руки, нащупав ее в складках пледа. Его руки были неожиданно теплыми, хотя он столько времени провел на холоде.
Она приказала себе отдернуть руку, но вместо этого повернулась и посмотрела на него.
Темные, загадочные глаза. Странный взгляд.
— Кажется, время повернуло вспять, когда я посмотрел на тебя, закутавшуюся в этот плед.
— Как колбаса… — сказала она строго.
Он сверкнул зубами — белыми, ровными и сильными:
— Больше похоже на индийскую принцессу из «Питера Пэна». Ты всегда первая замерзала.
— «Холодные руки, теплое сердце…» — произнесли они вместе.
Он засмеялся, а она разозлилась, что позволила втянуть себя в разговор о прошлом.
— Ты не сможешь заставить время двигаться вспять. — На этот раз она выдернула руку, спрятала ее в складках пледа и принялась изучать окно дома на противоположной стороне улицы. Новые жалюзи. Горизонтальные. Она поняла, что ненавидит их.
— Я знаю, — сказал он. В его голосе было что-то, от чего она почувствовала себя беззащитной. Что это? Усталость? Сожаление?
— Ты не возвращался, — прошептала она.
Он молчал. Потом хрипло произнес:
— Прости…
— Он был твоим лучшим другом, ты не приехал, даже когда он умер. — Она повернулась, чтобы разглядеть его лицо. Он отвернулся… — Ты не приехал, когда он болел.
