Все выяснится в свое время. В их маленьком сообществе ничто не могло оставаться секретом, и меньше всего появление иностранца, явно прибывшего с какой-то целью.
Она быстро закончила занятия и решила направиться в душ, как вдруг услышала призывный голос отца:
— Дороти!
Черт! Надеюсь, он зовет ее не для того, чтобы спихнуть на нее этого типа. Любимое занятие отца — перекладывать на нее бремя общения с абсолютно незнакомыми людьми, по какой бы причине они ни появлялись. Повернувшись на голос, она увидела спешащего вместе с отцом незнакомца.
— А тут кое-кто к тебе.
Она была выше прибывшего по крайней мере дюймов на пять, ибо вымахала почти под шесть футов. В их общине только четверо были выше ее, включая собственного отца.
— Кристофер Мэлоун. Рад встретиться с вами. — Он говорил по-английски.
— Ud habla Espanol? — Заметив недоумение на его лице, она тут же перевела:
— Я спросила, говорите ли вы по-испански?
— Не надо с этого начинать, дорогая, — укоризненно проронил отец и быстро снял очки, дабы наскоро протереть их куском своей полинялой рубашки.
— Да, но местные жители ожидают, что с ними будут говорить на понятном им языке.
— Он из Англии. И прибыл сюда, рассчитывая говорить по-английски. — В их дискуссии звучали ленивые нотки нежной фамильярности, как будто они уже тысячи раз озвучивали этот диалог, но были счастливы еще раз прорепетировать его, просто в силу привычки, не более. — Приношу извинения за свое дитя, — произнес отец на безупречном оксфордском английском, не испорченном длительным пребыванием в испаноязычной среде. — Она может себя хорошо вести, когда захочет.
— Что вам угодно?
— Мне пришлось затратить массу времени, чтобы найти вас.
Мэлоун выразительно посмотрел на отца, и тот капитулировал:
— Пожалуй, лучше обсудить это в более удобном месте. Надо организовать для гостя что-нибудь перекусить. Он, должно быть, устал и проголодался, добираясь сюда.
Дороти чувствовала на себе изучающий взгляд Мэлоуна, когда они втроем прошли обратно вдоль класса, привлекая любопытные взгляды учеников, завершавших сбор скудных книг и сумок. Вокруг царил шум, создаваемый их болтовней на местном диалекте испанского с большой примесью индейских слов.
— На всякий случай, если вы еще не догадались, то это наша местная школа, — вдруг заявил отец, к ее немалому удивлению.
Роль гида никогда не входила в набор его занятий для того, чтобы скоротать время. Он всегда оставлял это для матери, чья смерть пята лет назад до сих пор вызывала чувство невосполнимой потери и удушья. Мать была историком и археологом, специалистом по древним цивилизациям индейцев Мезоамерики — ольмеков, майя и ацтеков. Они познакомились с отцом на ступенях древней, полуразрушенной серо-мрачной пирамиды в религиозно-культовом центре Тикаль и сразу влюбились друг в друга, горячо и страстно, настоящей жгучей и сумасшедшей латиноамериканской любовью. У отца были сложные англо-шотландские родовые корни, а у матери испано-французские с небольшой примесью местной индейской крови. Отец нередко с гордостью демонстрировал потертый брачный контракт на испанском языке, который ему быстро и сравнительно недорого оформил в каком-то захолустном городке местный судья в присутствии двух нанятых прямо на улице свидетелей. Документ этот, который он заполучил всего после трех дней знакомства, сделал их счастливыми. Пока жизнь матери не унес рак легких, болезнь, которая в условиях тропиков позволяет прожить не больше года.
В свое время в Мексике мать попутно закончила какие-то медицинские курсы, что весьма важно в работе археологических экспедиций, зачастую находящихся вдали от цивилизации в антисанитарных и опасных условиях. Она успешно помогала отцу, работая в центре чем-то вроде лаборанта и медсестры. Кроме того, взяла на себя обучение детей истории их народа. Она хорошо говорила на одном из диалектов майя — пополука, распространенном на юге Мексики, и на этой основе быстро освоила и местный диалект. На ее занятия часто приходили взрослые и пожилые индейцы, с великим уважением глядя на белого человека, да еще же женщину, говорившую им о том, о чем они и сами давно забыли.
В воспоминания Дороти вторглась речь отца:
— Справа от школы, вон в том здании, расположены кое-какие наши технические средства по медобслуживанию, а также небольшая лаборатория по исследованию местных индейских лекарств. Все очень примитивно, как вы понимаете, но у нас всегда не хватало средств сделать то, что должно быть сделано.
Это была излюбленная тема отца. Деньги, или, точнее, их отсутствие, для финансирования системы медицинского обслуживания туземцев и научно-медицинских исследований. Он был ученым и талантливым врачом и не понимал людей, не осознававших, что в вопросах здравоохранения деньги не могут быть предметом спора.
Они зашли в торец здания лаборатории, где одно из помещений служило канцелярией для отца. Здесь он усадил Мэлоуна на стул и устремился к низенькому проржавевшему холодильнику в углу комнаты, чтобы достать кувшин с соком гуавы.
Вентилятор над головой, который был уже в предсмертном состоянии от старости, пока еще обеспечивал вяло-тягучие перемещения потоков воздуха. Но его слабые попытки хоть как-то облегчить пребывание людей внутри помещения уверенно подавлялись волнами раскаленного, липко-влажного и пряного воздуха джунглей, вливавшихся снаружи через распахнутые настежь окна. Неудивительно, что пришелец из Старого Света выглядел так, будто был на грани потери-сознания.
Бедняга, подумала Дороти с внезапным приливом симпатии. По какой-то причине он, возможно, покинул семью, лишился всех современных удобств для того, чтобы пересечь полмира на пути в эту действительно Богом забытую землю, до сих пор таинственную и непостижимую, и доставить послание ей лично.
Какое послание? Дороти почувствовала легкий укол беспокойства.
— Да, весьма отважно с вашей стороны жить здесь, — возобновил разговор гость.
— Ничего отважного в этом нет. Гватемала замечательная страна, а люди здесь очень кроткие и милые. Так что не надо бояться, что вас схватят и изрубят на маленькие кусочки филе для жаркого. В далекой истории этого народа часто приносились ритуальные человеческие жертвы. Но те времена давно прошли. Так для чего вы сюда прибыли? — прямо спросила она.
— Я кое-что привез для вас.
Мэлоун покопался в портфеле, извлек оттуда толстую пачку плотной бумаги кремового цвета, заполненную мелкими печатными буквами, и вручил ей.
— Вы когда-нибудь слышали о Филиппе Маккрейне?
— Филипп… Маккрейн? Да, кое-что… Папа? — Она просматривала бумаги, практически ничего в них не различая.
— Филипп мой брат и твой дядя. — Отец замолчал, а потом продолжил:
— Пожалуй, пусть уж лучше объяснит профессионал.
