Покойный Бойко завещал Сергею, который был его правой рукой, основную недвижимость — три магазина готовой одежды, один из них, можно сказать, элитный, с эксклюзивными моделями, очень дорогой. Я надеюсь со временем и сама иметь такой. Если и не целый магазин, то хотя бы отдел, но пока не получается. Наверное, все же я слишком медленно осваиваю свою новую профессию.
Приблизительно раз в неделю Сергей летает в те края — в магазинах у него управляющие, но он предпочитает контролировать их работу по привычке. Доверяй, но проверяй.
Я против его поездок. И требую, чтобы Сергей магазины продал и забыл дорогу в Ивлев и его окрестности. Вначале он отшучивался:
— Меняю наши магазины на твое согласие исполнять обязанности жены и матери.
То есть, надо понимать, я их не исполняю! Многие женщины мечтают о том, чтобы сидеть дома, а для меня это невыносимо.
А еще я боюсь, что свои игры с оружием Шувалов все-таки не оставил, хотя еще два года назад он твердо сказал:
— Все, теперь я занимаюсь только легальным бизнесом!
Но тогда откуда у него такой авторитет не только в кругах деловых людей, но и среди откровенных бандитов? Сергей, по-моему, без особых усилий обеспечивает мне «крышу», под которой я чувствую себя прекрасно. Мой магазин — это та самая кость, которую не трогают мои соперники и завистники, попросту боясь подавиться.
Шувалов — известный в районе спонсор. Взял под свое крыло прежде беднющий детский дом и теперь почти полностью его содержит. Может, он думает, что, если уйдет из этих мест насовсем, никто из преемников про детский дом и не вспомнит?
Надо сказать, что сначала Сергей Шувалов меня невзлюбил. А может, я его чем-то поразила, поэтому он так своеобразно отреагировал на меня как на женщину. Я в ту пору познакомилась с Федором Михайловским, и он сделал мне предложение руки и сердца, так что другие мужчины для меня не существовали. По крайней мере мне так казалось.
С моим, как я тогда считала, будущим мужем мы говорили о Шувалове. Федор считал, что служащему Российской армии, пусть и бывшему, негоже становиться на преступный путь. Он отмахнулся от моих доводов, когда я напомнила, что армия обошлась с Сергеем не лучшим образом и тот, не из мести, но, наверное, со зла, пошел в огневики к Бойко — проверял поступавшее оружие на качество.
История его увольнения из армии весьма поучительна.
Шувалов получил внеочередное звание полковника в тридцать шесть лет — случай, встречающийся не очень часто. Наверное, не за красивые глаза. Его действительно волновало положение дел в армии, и однажды он написал письмо в министерство обороны, в котором предлагал какие-то меры, чтобы улучшить порядок устройства армии и сделать невозможным для командиров злоупотребление своим служебным положением.
С ним произошло то же, что и с другими правдолюбцами. Мало того что его письму в министерство обороны не дали ход — под надуманным предлогом Шувалова понизили в звании и отправили служить в дальний гарнизон.
— Ну и что ж, что в звании понизили? — презрительно хмыкал Михайловский, когда я пыталась Сергея защищать. — Он командир, он присягу давал служить верой и правдой. Пусть и не надеется, что, когда попадет ко мне в руки, я буду оглядываться на его славное военное прошлое! Как говорил дедушка Крылов: «…A потому обычай мой: с волками иначе не делать мировой, как снявши шкуру с них долой».
Моя несостоявшаяся свекровь — женщина образованная — воспитала у сына любовь к литературе. И я уже не удивлялась, что у Федора на все случаи жизни есть цитаты, чаще всего из столь любимого им баснописца.
Как, однако, быстро все тогда изменилось.
Михайловский гораздо красивее Шувалова. Высокий, стройный, синеглазый, с классически правильным лицом, Федор был похож на голливудского красавца. Сергей… Когда я его увидела, не знаю, что со мной произошло, но вмиг у меня задрожали коленки и пересохло во рту. Я приписала это своим нервам и обстановке, в которой наше знакомство произошло: Сергей с одним из своих товарищей следил за моим домом. Тетя Липа умерла, и он не успел выяснить для себя кое-какие детали одной истории, в которой на них напали неизвестные люди, после чего исчезли три ящика с оружием, а также один боевик из бригады Бойко.
Если в Михайловском все было щедро, то в Шувалове скорее скупо. Короткая, почти под ежик, стрижка в отличие от буйной гривы Федора. Худощавое скуластое лицо с серыми колючими глазами. Скупые жесты. Если бы спросили, кого мне напоминает Сергей, я бы ответила — спартанца. Наверное, они были именно такими подтянутыми и аскетичными, немногословными.
Нет, я не сравниваю этих мужчин, всего лишь пытаюсь объяснить себе, почему я не вышла замуж за Федора и сразу ответила согласием Шувалову. Почти бандиту.
Наверное, именно сегодня я ударилась в воспоминания оттого, что Корней, точно мой ангел-хранитель, все время торчит за плечом. Прямо-таки от меня не отходит. Что-то случилось или только готовится? Конечно, мужчины и не подумали предупредить меня о чем-то необычном, чтобы я заранее не волновалась.
Корнея — от его фамилии Корнеев — комиссовали из армии как офицера, получившего серьезное ранение в ходе боевых действий в Чечне. Он моложе Сергея, ему тридцать восемь лет. Имел звание капитана.
Правая рука бывшего воина плохо гнется в локте, но это не мешает ему не только успешно справляться со всеми своими обязанностями, но и цепко хватать за подолы симпатичных продавщиц, а также официанток, учительниц и вообще женщин, независимо от их профессии, находящихся на расстоянии его вытянутой руки.
Продавщицы сказали мне по секрету, что в локте у Корнея стоят металлические штыри, потому что хирурги собирали его руку по кусочкам и, похоже, нескольких кусочков не хватило. Наверное, поэтому руки у него теперь железные. В прямом и переносном смыслах…
Когда-то Корней служил под началом Шувалова и потому до сих пор называет его «товарищ полковник», из чего следует, что с официальным понижением в звании оба не согласны.
Родители Сергея умерли. Отец погиб на боевом посту — он тоже был военным, а мать, без памяти его любившая, не смогла жить без любимого мужа. Сережа тогда учился в военном училище на втором курсе и тяжело перенес смерть родителей. Он до сих пор очень переживает эту потерю.
Шувалов так нас с Санькой любит, что былая строгость и сосредоточенность теперь все чаще покидают его. Правда, за два года я ни разу не видела, чтобы он хохотал. От души. В тридцать два зуба. Обычно он лишь скупо улыбается. Ничего, научится.
Я назвала сына в честь отца мужа. Надеюсь, мой папа не обиделся. Но если и вторым у меня будет сын, я назову его Сергеем. В честь мужа и своего отца.
Сережка о втором ребенке не заикается. Наверное, думает, что я теперь буду только работать и работать, если уж не хочу дома сидеть.
— Лариса Сергеевна, — вывел меня из задумчивости Корней, — там вас Дорохова спрашивает.
«Там», надо понимать, — в торговом зале. Кажется, Корней, также как и я, Светлану Кузьминичну недолюбливает и потому в кабинет не проводил. Иными словами, к уважаемым людям ее не причислил.
