На следующий день они подали в загс заявление на развод, и Ника принялась подыскивать себе квартиру. Мишка, не скрывая радости, что они наконец-то во всем разобрались, не стеснялся торопить свою бывшую половину с отъездом, «а то Верунчика привести некуда, она сильно переживает из-за этого». Переживает ли в данный момент Ника, Мишке явно было по барабану.
В итоге уже через неделю Ника переехала в уютную однокомнатную квартирку, хозяйку которой ей порекомендовали по знакомству. Чем хороша профессия журналиста — так это связями с таким широким кругом лиц, что порой любая проблема, даже сугубо бытового характера, решается несколькими телефонными звонками.
Устроившись на новом месте, первую неделю Ника ревела сутками напролет и литрами глушила пиво; никому не звонила и ни с кем не хотела общаться. Она тщетно пыталась понять, в чем же ее вина и почему их брак, казавшийся, с какой стороны ни посмотри, идеальным, вдруг развалился без всяких к тому предпосылок. Может, ей надо было держать мужа в строгости, как говорят в народе, «на коротком поводке»? Шаг влево, шаг вправо приравнивается к побегу, прыжок на месте — к провокации? Нет, она бы так не смогла. И дело не в твердости или мягкости ее характера, отнюдь. Вся ее натура протестовала против того, чтобы подавлять близкого ей человека, дрессировать его как домашнюю зверюшку и заставлять осуществлять ее прихоти. Тем-то и нравился Нике союз с Мишкой, что они в нем были равноправными партнерами и ни один не покушался на личность второго, пытаясь переделать ее по собственному разумению.
Выходит, она ошибалась, полагая, что между мужем и женой возможны дружеские отношения? Кто-то в браке обязательно должен быть сильнее, быть лидером? Но разве Мишка в таком случае — лидер? Вот уж нет! На людях он может хорохориться и вести себя как угодно, играя роль бывалого и прожженного журналиста, но Ника-то точно знает, что все это дутое позерство. Сколько статей она за него написала, сколько диктофонных записей расшифровала — это же просто подсчету не поддается! А сколько раз она разжевывала ему, как правильно подкатиться к главному редактору и протащить под видом обычной статьи «джинсу» — заказной, проплаченный лично журналисту материал! И кто после этого лидер? Он?! Ха-ха три раза!
Нику не смущало то, что она играет при муже вторые роли, а ее имя не всегда стоит под статьей, вышедшей из-под ее руки. Какие пустяки, ведь они — семья! Не все ли равно, кто получит гонорар и кусочек славы, если все финансовые поступления идут в один котел?
Кстати, перед разъездом они с Мишкой все-таки поругались — как раз по финансовому вопросу. Ника, рассудив, что в ближайшее время деньги ей ой как понадобятся, без всякого стеснения выгребла всю их заначку на летний отдых, о чем и сообщила бывшему мужу. Узнав об этом, Мишка пришел в ярость: вопил о том, что эти деньги он зарабатывал своим потом и кровью и если кто-то и имеет на них право, так это он, и никто больше. После этого Ника лишь утвердилась в своем мнении, что ее благоверный окончательно спятил и утратил чувство реальности. Он очень своевременно забыл о том, сколько труда потратила его жена, чтобы пополнить эту кубышку, и, более того, уверился в том, что он — крутой журналист от Бога, которому никогда не требовалась ничья помощь — он сам достиг всего! Ника лишь сказала в ответ, что поскольку развод — его инициатива, то Мишке стоит заткнуться и помолчать; и пусть радуется, что она не подает на раздел имущества, нажитого за те года, что они провели вместе. Вот тут уж Мишка счел за благо и впрямь заглохнуть: оставаться в одночасье без полного комплекта бытовой техники и покупать все с нуля ему ужасно не хотелось.
Впрочем, не прошло и дня, как он уже рассказывал приятелям о собственном великодушии и о том, как дал Нике откупного — «чтоб не пропала без меня поначалу, а то ведь — сущий ребенок! Совершенно от жизни оторвана! Домохозяйка, ничего не попишешь…» Разумеется, Нике об этом тут же приватно сообщили по телефону. Их с Мишкой знакомые повышенной щепетильностью никогда не отличались. Рассудив, Ника сочла за лучшее никому ничего не доказывать и публичные скандалы Мишке не закатывать. Нервы и так уже были ни к черту, а опровергать байки благоверного у нее не было ни сил, ни желания.
Немного придя в себя, Ника стала думать, как ей жить дальше. Мишка, не забывающий регулярно названивать бывшей супруге, все намекал на знакомство «с отличным парнем» и рвался его организовать, но Ника упорно отказывалась. Если Мишка относился к этому как к простейшему математическому правилу «от перемены мест слагаемых сумма не изменяется», то для Ники сама мысль о том, чтобы просто поменять имя супруга и спокойно жить дальше, словно ничего и не случилось, была кощунственной. Она ведь любила Мишку, он всегда был для нее тем самым светом в окошке, без которого сердцу ничего не мило. Неужели он считает, что она так же сможет полюбить кого-то еще, что это так просто?!
Нет, рано или поздно она наверняка встретит человека, к которому ее потянет, но пусть это случится само собой, без всякой помощи со стороны! А уж тем более помощи ее бывшего мужа, так жестоко надругавшегося над ее чувствами.
Впрочем, долго злиться на Мишку было просто невозможно — даже для Ники. В чем-то он оставался большим ребенком, задержавшимся в том возрасте, когда детишки отрывают крылья у стрекоз и стреляют из рогаток по воробьям, даже не думая о том, что это маленькое существо способно испытывать боль. Он просто неспособен был понять, что же он такое натворил, и искренне полагал, что все устроилось наилучшим образом, совершенно серьезно предлагая Нике «быть друзьями» и «дружить семьями», когда у Ники появится таковая.
Вот уж дудки! Если Мишкино общество Ника худо-бедно могла переварить, то от Верунчика у нее стабильно начиналась изжога. Слушать, как та с умным видом изрекает всякую ерунду, а Мишка ей поддакивает, было откровенно противно. Связавшись с Верунчиком, Мишка наглядно продемонстрировал Нике, насколько он недалек, и пал ее в глазах на самую низкую из всех возможных планок.
Хотя Нике не хотелось видеть Верунчика, но Мишка таки не удержался и пригласил ту в гости, когда Ника еще только искала, куда же ей переехать. Барышня походила по их квартире, сообщая, как все тут переделает по собственному вкусу, заглянула в холодильник, тут же заявив, что покупные салаты вредны для здоровья и она не потерпит полуфабрикаты в ее доме. Ника скрипнула зубами, но промолчала. Пусть резвится девочка, еще, поди, не знает, с какой стороны к плите подходить, а все туда же — нотации ей читать вздумала!
Но самое смешное произошло, когда Мишка ненадолго покинул их из-за важного звонка по мобильному телефону. Убедившись, что он их не слышит, Верунчик доверительно потянулась к Нике и произнесла:
– Слушай, и как ты с ним только жила? Я вот никак не могу его заставить сменить гардероб на что-нибудь более достойное! А то бродит по редакции как бомж какой-то — в джинсах и футболке, несерьезно ведь, должность-то уже солидная, а он все как студент себя ведет! Может быть, ты как-нибудь на него повлияешь, а? А то я уже и не знаю, что с ним делать!
– Мой бывший муж — это моя бывшая головная боль, — предельно вежливо ответила той Ника, едва сдерживаясь, чтобы не вытолкать Верунчика взашей. — И по правде говоря, мне уже все равно, в чем он ходит на работу, да хоть в плавках на подтяжках! Проблемы негров шерифа не колышут!
