Но все эти занятия остались в прошлом. Да и вообще они куда больше соответствуют совсем другому образу жизни.
В конце концов, сколько нужно съесть сливочных помадок и сахарных пряников, прежде чем начнешь мечтать, чтобы было кого ими порадовать?
Согласитесь, что заниматься отделкой по-прежнему казавшейся пустой и гулкой городской квартиры в Джорджтауне совсем не то, что обживать настоящий дом – собственный дом, где много спален, по полу разбросаны игрушки, а лестница то и дело сотрясается от топота детских ног.
И хотя каждый дюйм вымощенного булыжником квадратного внутреннего дворика с оградой из кованых решеток ручной работы был уставлен терракотовыми горшками с пестрыми однолетниками, а изящные прутья едва не гнулись под тяжестью бесчисленных кашпо с цветущими растениями, Джордан почему-то совсем не тянуло туда. Поливать из лейки цветочки на террасе городского дома совсем не то, что копаться на грядках где-нибудь у себя на заднем дворе.
И кто будет спорить, что, вышивая какую-нибудь изящную салфеточку или другую безделушку – в подарок на свадьбу или на крестины, – женщина вроде нее, давным-давно привыкшая к одиночеству и обычно находившая в нем даже своеобразное удовольствие, тоже иной раз может почувствовать, что до смерти устала всегда быть одна, и помечтать о том, что нес могло бы быть иначе?
Стащив костюм, Джордан открыла двустворчатый шкаф и сунула жакет с юбкой в большую плетеную корзину с крышкой, до половины заполненную одеждой, которую следовало отдать в чистку. Потом попыталась запихнуть корзину на прежнее место, но та зацепилась за пластиковый пакет, висевший в самой глубине шкафа.
Нахмурившись, Джордан отодвинула в сторону шуршащий пакет, стараясь не замечать мягкого блеска белоснежной шелковой органзы, которого не мог скрыть даже толстый слой полиэтилена.
Ее свадебное платье.
Каждый раз, когда она вытаскивала из шкафа корзину пли запихивала ее обратно, та упрямо цеплялась краями за пакет, напоминая Джордан о дне, который она изо всех сил старалась забыть.
«Почему ты до сих пор не избавишься от этого проклятого платья?!» – со злостью набросилась на себя Джордан, сильным пинком отправляя корзину в дальний угол, и плотно закрыла дверцы шкафа.
«Потому что не хочу испытывать лишнюю боль», – мысленно ответила она. Представив, как пришлось бы вытащить пакет с платьем из шкафа, снести его вниз, потом положить в машину, потом вынуть оттуда и снова нести куда-то…
Она не могла сказать куда. Но куда-то ведь люди девают свадебные платья, даже если те и потребовались им от силы на полчаса?!
Именно столько ушло у Джордан, когда она стала невестой, чтобы проехать в сверкающем лимузине от родительского дома до украшенной цветами деревенской церкви.
Полчаса – чтобы попозировать перед фотокамерой: сначала в одиночестве, потом с родителями и, наконец, вдвоем с Фиби, подружкой невесты.
Полчаса – чтобы стоять, опираясь на руку отца у церковного придела, пока священник нетерпеливо переминался с ноги на ногу возле кафедры, а органист играл канон… Полчаса – чтобы делать вид, будто она не замечает любопытных и ожидающих взглядов гостей, обращенных на пустующее место возле алтаря.
Пока наконец в дверях не появился запыхавшийся Дэвид Сандерс, младший брат Кевина, ради такого случая напяливший смокинг. Растолкав гостей, он едва ли не бегом бросился к священнику и принялся что-то шептать ему на ухо.
Джордан молча ждала. Сердце ее вдруг ухнуло в пятки, руки затряслись так, что она едва не уронила букет белых лилий. Старательно пряча глаза, Дэвид поспешно ретировался.
Священник с внезапно помрачневшим лицом медленно направился по проходу к тому месту, где стояла Джордан.
Он еще не успел ничего сказать, а она уже знала, что услышит. Может быть, потому, что где-то в самом дальнем уголке души давно подозревала, что так и случится.
Кевин, в которого она была влюблена с тех самых пор, когда оба они еще учились в колледже, внезапно передумал.
Кевин предпочел вообще не явиться.
Кевин просто раздумал жениться.
Вспомнив боль и унижение, охватившие ее в тот злосчастный день, смущенные и опечаленные лица родных и друзей, набившихся в церковь, Джордан содрогнулась.
Со слезами сочувствия на глазах Фиби крепко обхватила ее руками. Мама, сорвавшись со своего места в первых рядах, ринулась по проходу, твердо намереваясь собственным телом закрыть опозоренную дочь от любопытных взглядов собравшихся, в то время как отец, обняв обеих за плечи, принялся подталкивать их к лимузину.
Младший братишка Джордан Энди и парочка других юнцов уже успели привязать к бамперу лимузина связку пустых консервных банок, а заодно сунуть и табличку «Молодожены» за заднее стекло. Лимузин тронулся, увозя обратно в родительский дом невесту и ее родителей, а консервные банки с омерзительным скрежетом и грохотом запрыгали по тротуару вслед за ним. Джордан, вернувшись домой, первым делом сбросила с себя белоснежный свадебный наряд, в полном отчаянии швырнула его на пол в спальне, а потом потеряла сознание.
Но экономная Фиби, еще помнившая собственное не слишком богатое детство и сама только что вышедшая замуж, аккуратно подобрала платье с пола, упаковала в пластиковый пакет и повесила на вешалку в шкаф.
– Оно стоит несколько сотен и к тому же совсем новое! Ты всегда сможешь продать его, – твердо заявила Фиби, на что Джордан ответила, что скорее выкинет платье на помойку.
Впрочем, Джордан вскоре была вынуждена признаться себе, что Фиби права: платье и в самом деле можно было продать. Или выкинуть на помойку.
Но ни тот, ни другой вариант ее не устраивал. И в том и в другом случае пришлось бы извлекать платье из шкафа, распаковывать, прикасаться к нему… А это вновь вызвало бы ненужные воспоминания о Кевине, о том, как они были влюблены, как обсуждали свою будущую совместную жизнь и как он с легкостью разрушил все эти планы, так же беззаботно разрушив заодно и счастье Джордан.
Годом позже, решив перебраться в Вашингтон, Джордан забрала из родительского дома свои вещи. Естественно, ей бы и в голову никогда не пришло брать с собой и платье.
Вытащив его из шкафа, Джордан не долго думая зашвырнула пакет в уже битком набитую корзину, куда складывала предназначенные на выброс тряпки, и тут же забыла о нем. Она нисколько не сомневалась, что рабочие, которых она наняла упаковать и отправить вещи, выбросят и его вместе со всем содержимым корзины. Каково же было ее удивление, когда, разбирая в Вашингтоне вещи, она вдруг обнаружила, что ей аккуратнейшим образом переслали не только одежду, но и корзину со старым хламом и упакованным в пластик свадебным платьем.
Джордан не знала, смеяться ей или плакать. Смеяться – потому что, выходит, она заплатила, чтобы ей прислали ее же собственный хлам, в том числе и старые газеты, за три сотни миль, – или плакать при виде отделанного стеклярусом и вышивкой белоснежного платья, которое, казалось, твердо вознамерилось преследовать ее весь остаток жизни.