Никто из друзей и товарищей Патрика не удивился этому, но все знали страшную правду: из-за беспечности Джона не стало прекрасного человека.
Через два дня после похорон Джон уехал из Грэнтли, дав клятву сам себе и тем, кто отважился его выслушать, что не вернется сюда никогда. Двадцать долгих лет он пытался забыть о существовании города его юности, любви и страданий.
Но память бережно хранила то, что Джон безуспешно пытался забыть: он знал старые улочки Грэнтли не хуже, чем линии Сан-Франциско, где служил в пожарной части последние пятнадцать лет.
Мать Джона была похоронена на старом заброшенном кладбище, оно прилегало к другой скромной небольшой городской церкви. Выглядела церковь еще более сиротливо, чем в те временна, когда отец Джона служил в ней пастором.
Рядом стоял дом проповедника местной церкви, где родился Джон, с небольшим палисадником, выходившим на берег реки. Офицер сразу заметил, что ветвистое дерево, на которое он взбирался, воображая себя Тарзаном, срубили. Исчез и старый дровяной сарай, где он подолгу просиживал в наказание за проказы и детские невинные шалости.
У Джона сжалось сердце при воспоминании о воскресных службах своего детства. Чисто вымытый, в накрахмаленной рубахе, он часами покорно сидел на холодной жесткой скамье у кафедры, боясь вызвать отцовский гнев.
Да, он жил неправедно: нарушил слово, данное человеку, которого считал лучшим из людей, принес несчастье единственной женщине, способной дать ему душевный покой и умиротворение.
Дождь барабанил по крыше его малолитражки. Он вставил ключ в замок зажигания и оцепенел: менее чем в квартале от него несколько человек несли гроб, задрапированный национальным флагом, к траурному катафалку.
Джон чуть не потерял сознание, увидев, как из церкви появилась Бетси. Ее вел под руку господин в черном. Она остановилась, маленькая фигурка была наполовину скрыта под черным зонтом, который почтительно держал ее спутник.
Непокорные золотисто-рыжие волосы Бетси, в их густые пряди так любил запускать пальцы Джон, теперь были гладко расчесаны и закручены в аккуратный пучок на затылке над гладкой белой шеей. Под элегантным черным костюмом угадывалась расцветшая женщина.
Джон сжал руль, замерев от неожиданности и очарования, исходившего от «новой» Бетси. Его легендарная выдержка подверглась тяжкому испытанию.
В двадцать лет он игнорировал такие святые понятия, как честь, достоинство, верность данному слову. В ту пору Джон думал только о себе, об удовлетворении страстных порывов своей плоти.
В то последнее лето Бетси было всего шестнадцать лет: очаровательная, полная молодой энергии, заливисто смеявшаяся от неосознанного еще счастья — просто жить, девушка уже обладала качествами незаурядной личности.
К тому времени Джон жил в ее семье уже шесть лет и относился к ней как к докучливой, несмышленой младшей сестренке. Но в одно прекрасное утро он проснулся и, к своему великому изумлению, обнаружил: вспыльчивая златокудрая проказница, способная дать сдачи любому нахалу, незаметно превратилась в пленительную девушку с развитыми формами, пухлыми, красиво изогнутыми губами, которые хотелось бесконечно целовать…
До сих пор еще, хотя прошло столько лет, он помнит испуганные глаза Бетси, когда она осознала, что произошло между ними в ту весеннюю ночь у реки, под небом, усыпанным мерцающими звездами.
Наблюдая, как Бетси направляется к поджидавшему ее лимузину, Джон почувствовал сильный озноб. Мужчина может многое изменить в своей жизни, если того потребует судьба, и Джону Стэнли удавалось совершать такие виражи. Но никому не дано изменить прошлое. Джон вспомнил заповедь отца — старого пастора — о людях неправедных: как же он был прав! Но пора было уезжать. Джон завел мотор, машина двинулась вперед… Скорбный катафалк, одетая в глубокий траур Бетси — все промелькнуло, как в кадре фильма. Он мчался подальше от своего прошлого, воспоминаний, разрывающих сердце. Его смятенная душа так и не знала покоя все эти двадцать лет…
Двери большого старинного дома распахнуты. Кто-то фальшиво напевал в микрофон печальную песенку, слышался резкий неприятный смех явно подвыпившей женщины. Весьма странные поминки по трагически погибшему пожарнику, с сожалением подумал Джон, коснувшись своей изуродованной ладонью створки полуоткрытой двери.
— Вы входите или выходите? — раздался ворчливый голос за его спиной.
— Вхожу.
В холле было почти столько же народу, как и в гостиной: и молодые, и старики, и люди средних лет. У Майка было много друзей.
Джон чувствовал себя здесь изгоем. Он облокотился о перила лестницы. Где искать Бетси, — на кухне или, может быть, на втором этаже, где она укладывает своих дочерей спать?
Его ищущий взгляд остановился на площадке второго этажа. Комната Джона раньше находилась в дальнем конце коридора, Бетси — ближе к лестнице. Поэтому он дважды в день проходил мимо ее спальни. В разгар знойного лета Бетси на ночь оставляла открытыми окна и дверь, устраивая сквозняк. Джон никогда не забудет, какой шок пережил однажды, увидев обнаженные смугловатые бедра и проглянувший сквозь тончайшую ткань коротенькой пижамы золотисто-рыжий кудрявый треугольник девственного лона крепко спавшей Бетси.
Истинные джентльмены в таких случаях отворачиваются, проходя мимо. Но все дело в том, что по мнению жителей Грэнтли, Джон был заправским ловеласом.
Долгими ночами Джон метался без сна, охваченный желанием обладать Бетси, которая была так близко. Но меньше всего на свете он хотел бы оскорбить ее, возжаждав чести быть первым мужчиной в ее жизни. Несмотря на громкую славу развратника, он взял за правило держаться подальше от невинных, непорочных девушек. Джон Стэнли создал для себя нравственные законы и шел своей дорогой.
О чем когда-то разглагольствовал в полицейском участке тогдашний мудрец Крейн? Ему, кажется, принадлежал афоризм: чем больше все изменяется, тем больше остается по-старому?
Но тут-то Крейн как раз попал пальцем в небо. После того что Джон совершил в Грэнтли, все для него в корне изменилось, в частности в этом доме.
Джон, испытывая сильное волнение, вошел в гостиную. Его охватил крепкий запах сигаретного дыма. Музыканты заиграли огненную джигу, и две ближайшие к Джону пары пустились в пляс. Он уступил им дорогу и быстро окинул взглядом переполненную гостями комнату. Некоторые из присутствующих холодно улыбались ему, кто-то посмотрел с любопытством, а иные — с подозрением.
Да, братцы мои, Джон Стэнли, гроза графства Грэнтли, вернулся. Но, видно, особого впечатления это событие не произвело. Господи! Откуда это равнодушие, он хорошо помнил, как горожане устремлялись за ним гурьбой и от души посылали ему прощальные приветы, когда он уезжал.
Джон никогда не жаловал вечеринки, и сейчас забился в пустой угол большой, старомодно обставленной гостиной. Когда-то здесь Патрик учил Бетси, как надо ловить форель, в азарте игры оказывались изодранными в клочья нарядные пестрые занавеси. Ловкая Бетси умудрялась без промаха забрасывать удилище справа. Ее улов всегда был намного больше, чем у Пата и Джона, вместе взятых, и она не упускала случая похвастаться перед неудачниками своей добычей.
