В свободное от сражений время адмирал занимался кругосветными путешествиями. Побывал в Австралии и Антарктиде еще до их открытия, был первым белым человеком, проникшим в Шангри-Ла, так глубоко исследовал Бермудский треугольник, что никому после этого не рассказывал, какие чудеса там видел. За заслуги Петр наградил моряка-пруссака орденами, валютой, именными часами. Однако ностальгия по туманам родного Мекленбурга тянула Гиацинта nach Westen.[7]Чтобы задержать соратника в России, император решил женить его на княжне Безголовко, красавице из блестящей боярской семьи.
— Вы уверены, что фамилия княжны звучала именно так?
— Разумеется. Не Боеголовко же ее звали!
Но надменный Безголовкин отец в супербороде и соболиной шубе до русопят был ретроградом своего времени и запретил дочери выходить замуж за басурманина. Хуже того, князь пугал княжну угрозами типа «Я тебя породил, я тебя и убью». Как император ни ругал его за националистический перегиб, Безголовко стоял на своем. Даже под пыткой спесивый стародум отказался подписать брачный договор. Тогда Петр остроумно отрубил папану-традиционалисту голову и сказал княжне: «Я буду твоим посаженным отцом». Сказано — сделано. В недостроенном здании Адмиралтейства справили свадьбу, на которой государь кричал «Горько!» громче всех, после чего молодые поехали справлять новоселье в имение — подарок от Петра по случаю бракосочетания. Это была чистая буколика. Акры нив и лесов в Клизменском уезде Тульской губернии.
— Тульская губерния была образована лишь после смерти Петра I.
— Ну, пусть тогда была Калужская. Простите, а кто имеет честь со мной разговаривать?
— Владимир Феофактов, доктор исторических наук.
— Добрый вечер, доктор Феофактов. Обалдеть можно как вы знающе комментируете мои слова. Я (не) приглашу вас в Мадисонский университет прочитать лекцию, если выпадет случай.
Сперва новобрачная Хагенша грустила по семейному терему, но адмирал быстро приручил жену-красу: Гиацинт был груб, но гуманен. Медовый месяц изумил ее сверх сил! Бывшая Безголовко родила подряд двенадцать сыновей-богатырей, после чего умерла. Все сыновья были успешными карьеристами и женились на чистопородных аристократках. Вдовый адмирал холостился до середины восемнадцатого века, а потом нашел себе новую супругу и получил от нее пару близнецов. В результате у патриарха-Хакена были сотни внуков и правнуков. Но, как часто бывает, после второго брака Гиацинт рассорился с детьми от первого и прогнал их из имения. Законными наследниками стали два его поздних отпрыща. Их-то потомком я и являюсь.
Надо сказать, адмирала не интересовала сухопутная жизнь. Он предпочитал шум ветрила над головой и скрип палубы под ботфортами, почему и отдал концы в возрасте девяноста лет, сидя за бутылкой рома в каюте любимого линкора. Впрочем, дружил с Ибрагимом Ганнибалом и молодым Державиным. У четырех императриц в фаворитах валялся: Гиацинт был крут, но куртуазен. Гортанным германским голосом говорил герлам grossen Komplimenten.[8]Но при этом был драчун и забияка. Однажды на приеме в Зимнем дворце просоленным корабельным кулаком стукнул поэта Тредиаковского. А тот после этого про него хва-лебственную оду написал: робкий человек был. Правда, ода затерялась.
Делаю перерыв, чтобы осушить пол-литровку. Эх, хорошо пошла, проказа! Je bois la vodka nature pour donner toute ma mesure.[9]В университете перед занятиями соображаю на троих и даже на побольше. У меня в кабинете стоит макси-бар. Как найдет на меня раж, зову любимых студентов, коллег из соседних факультетов и пью за свое здоровье. После утреннего кирянья даже не хмелею, зато академсобутыльники ходят на руках!
¡Achtung amigos![10]Возобновляю семейную хронику рода фон Хакенов.
Потомки Гиацинта сделали все, чтобы превратить имение в аркадию Тульщины. Они организовали симфонический оркестр и небольшой театр, открыли первую в губернии поликлинику, в которой лечили крестьян от холеры посредством гимнастики и мезмеризма. Многочисленная дворня обожала своих обрусевших господ и молилась на них, как на идолов. Поместье процветало. На протяжении всей эпохи Просвещения Хакены уделяли крепостным и крепостницам большое внимание. Внук морского волка еще до Карамзина понял, что крестьянские девушки тоже любить умеют, и на радостях вписал в фамильный герб феодальную фразу: «Jus primae noctis».[11]Сын внука участвовал в убийстве императора Павла 1, знаменитой подушкой размахивал.
— Павел был удушен шарфом, а не подушкой.
— Подушкой предок размахивал, а шарфом шуровал.
После участия в этих прискорбных событиях он поступил в действующую армию генералом от инфантерии. Ему было всего шестнадцать лет! Славный послужной список юного полководца включал битвы при Аустерлице, Данциге, Фридланде.
Внук внука был декабрист, но консервативных взглядов: крестьян хотел освободить без земли. И правильно! Однако его все равно в Сибирь сослали.
— А как звали этого декабриста?
— Фридрих фон Хакен.
— В таком случае, профессор Харингтон, здесь какая-то неточность. В списке осужденных Верховным Уголовным Судом по делу 14 декабря этого имени нет.
— Видите ли, доктор Феофактов, даже в николаевской России карательные органы иногда допускали просчеты. Но оплошность ВУС была исправлена самим императором, который совершил над Фридрихом суд и расправу приватно, в суперсекретном застенке Петропавловской крепости.
В Сибири внук внука не сидел сложа руки и основал религиозную секту «Истуканы». Это были загадочные люди. Они подвергали себя электрошоку и занимались медитацией, посредством которой изучали тайны мироздания. А брат декабриста увлекался механикой и изобрел паровую коляску, пригодную для деревенских условий. Она работала на чистом навозе. Несмотря на немецкую кровь, помещик-самородок обладал чувством юмора и назвал машину «Фекалица». В 1851 году он послал свое изобретение в Лондон на всемирную выставку. В Кристальном дворце, впоследствии обесславленном Достоевским, быстроходная вонючка изумляла посетителей коэффициентом полезного действия.
Прыгаю через поколения! Мой дед — внук внука внука и гофмаршал Николая II — был чемпионом страны по конному полу. Кроме того, он владел одним из девяти «Роллс-Ройсов» в России. После революции на его любимом лимузине Ленин стал кататься, а бабушка с дедушкой убежали во Францию от грешника подальше.
Матушка родилась уже в Париже, где ее родители жили в нищете, но не в обиде. Ее папан, бывший роллс-ройсовец, крутил когда-то наманикюренными руками баранку таксомотора (в память о нем я неизменно щедр с извозчиками). По вечерам он сидел на своей тесной кухне на улице Номбриль и вместе с приятелями-эмигрантами плел сети контрреволюционных заговоров. Белое дело бедного деда! Борис Савинков, лучший друг трагического таксиста, обещал назначить его спикером Земского собора после свержения большевиков, но операция «Трест» помешала экс-гофмаршалу достичь высшей власти. У него осталось одно-единственное утешение — дочь, которая даже до половой зрелости была красоткой что надо. Увы, вместо того чтобы танцевать на балах в Царском Селе, юная аристократка пошла работать белошвейкой. Занималась ударным трудом на фирме Коко Шанель, одновременно пылая любовью к родной стране, которой глаза ее не видели. Даже когда матушка свернула голову американцу-миллионеру и стала богачкой, она продолжала лелеять патриотические чувства. Сколько раз, засыпая, я слышал ее сладкое сопрано, нежно напевающее над моей колыбелькой:
