Но я привыкла к новой стрижке и почти перестала скучать по дому, а если и не перестала окончательно, то поездка все равно подходит к концу. Завтра почти все сядут на автобус до аэропорта, и самолет унесет их домой. А мы с Мелани поедем на поезде в Лондон, поживем еще три дня у ее кузины. Она собирается еще раз сходить в тот же салон, где стригли меня, и попросить сделать ей розовую прядку, а еще мы планируем сходить на «Пусть будет так» в Уэст-Энде. А в воскресенье полетим обратно и вскоре разъедемся, чтобы продолжить учебу в колледже — я неподалеку от Бостона, а Мелани в Нью-Йорке.
— Освободите Шекспира!
Я поднимаю глаза. Группа из двенадцати человек ходит вдоль очереди, раздавая неоново-цветастые флаеры. Сразу видно, что они не американцы — ни на ком нет белых теннисок или шортов с кучей карманов. Они все невозможно высокие и худые и как-то иначе выглядят. Такое ощущение, что даже скелеты у них не такие, как у нас.
— Давайте, — Мелани протягивает руку и принимается обмахиваться флаером, как веером.
— Что там написано? — спрашиваю я, а сама смотрю на этих ребят. Здесь, в полном туристов Стратфорде-на-Эйвоне, они выделяются как огненные маки на зеленом поле.
Посмотрев на флаер, Мелани морщится.
— «Партизан Уилл»?
К нам подходит девчонка с прядками цвета фуксии, о которых так мечтает Мелани.
— Это Шекспир для народа.
Я рассматриваю флаер. «Партизан Уилл. Шекспир без границ. Шекспир освобожденный. Шекспир задаром. Шекспир для всех».
— Шекспир задаром? — читает вслух Мелани.
— Ага, — отвечает девчонка с волосами цвета фуксии. У нее британский акцент. — А не ради капиталистической прибыли. Именно об этом мечтал бы сам Шекспир.
— Думаешь, он не хотел бы продавать билеты на свои пьесы и зарабатывать на них? — Я не умничать пытаюсь, но вспоминается фильм «Влюбленный Шекспир», там он постоянно был в долгах.
Девчонка закатывает глаза, я начинаю чувствовать себя как-то глупо и опускаю взгляд. Меня накрывает тень, загораживая от палящего солнца. И тут я слышу смех. Я поднимаю глаза. Я не вижу толком стоящего передо мной человека, потому что солнце, еще очень яркое, несмотря на то, что уже вечер, освещает его сзади. Зато я хорошо его слышу.
— Думаю, она права, — соглашается он. — Возможно, быть голодающим художником не так-то уж и романтично, если ты действительно голоден.
Я несколько раз моргаю. Когда глаза привыкают к свету, я понимаю, что парень высокий, может, сантиметров на тридцать выше меня, и худой. Волосы всех оттенков светлого, а карие глаза настолько темные, что кажутся почти черными. Мне приходится задрать голову, чтобы посмотреть ему в лицо, он же наклоняется ко мне.
— Но Шекспир ведь мертв, он в могиле лежит, а не гонорары собирает. А вот мы живые, — он раскидывает руки, словно имеет в виду всю вселенную. — На что идете?
— На «Гамлета», — отвечаю я.
— Ах, на «Гамлета», — у него акцент совсем едва заметен. — Я думаю, что такой вечер на трагедию тратить не стоит. — И смотрит на меня так, будто это был вопрос. А потом улыбается. — Как и не стоит сидеть в четырех стенах. Мы ставим «Двенадцатую ночь». На открытом воздухе. — И вручает мне флаер.
— Мы об этом подумаем, — жеманничает Мелани.
Парень вздергивает костлявое плечо и опускает к нему голову, почти касаясь ухом.
— Как пожелаете, — отвечает он, хотя смотрит на меня. А потом неспешно отходит к своим.
Мелани провожает его взглядом.
— Ого, почему этого нет в программе нашей культурной феерии? Меня как раз такое интересует!
Видя, как они уходят, я вдруг чувствую какое-то странное влечение.
— Вообще-то «Гамлета» я уже видела.
Мелани смотрит на меня, вскинув брови, которые она выщипала до совсем уж узкой полоски.
— И я. Хоть и по телику, но все же…
— Можно сходить и… на это. Ну, там наверняка будет нечто своеобразное. Получим культурный опыт, ведь именно за ним родители отправили нас в эту поездку.
Мелани смеется.
— Поглядите на нее! Совсем испортилась девочка! А как же наша бесстрашная предводительница? Похоже, она опять намылилась нас пересчитывать.
— Ну, тебе же было очень жарко… — начинаю я.
Мелани смотрит на меня и быстро соображает. Она облизывает скривившиеся в ухмылке губы и скашивает глаза.
— А, да. Точно, у меня же солнечный удар, — она поворачивается к Пауле, которая прилетела из Мэна и увлеченно читает путеводитель. — Паула, у меня что-то сильно закружилась голова.
— Очень жарко, — соглашается Паула и с сочувствием кивает. — Тебе надо попить.
— Мне кажется, я могу в обморок упасть. У меня темные пятна перед глазами.
— Не перегибай палку, — шепчу я.
— Не помешает создать прецедент, — также шепотом отвечает мне Мелани, уже получая удовольствие от всей этой затеи. — По-моему, я теряю сознание.
— Мисс Фоули! — кричу я.
Она поднимает глаза со списка, в котором галочками отмечает присутствующих. Когда она с таким взволнованным видом подходит к нам, мне становится стыдно за нашу ложь.
— Кажется, у Мелани, то есть у Мел, солнечный удар.
— Тебе нездоровится? Уже скоро войдем. В театре будет прохладно и хорошо. — Язык мисс Фоули представляет собой странный гибрид британских словечек и среднезападного американского акцента, и над ней все из-за этого смеются, считая ее претенциозной. Но, по-моему, все дело просто в том, что она сама из Мичигана, но много времени проводит в Европе.
— Боюсь, меня может вырвать, — не унимается Мелани. — Очень не хотелось бы, чтобы это случилось в театре.
Лицо мисс Фоули недовольно кривится, но сложно сказать, почему — от мысли, что Мелани сблюет в театре, или оттого, что она произнесла слово «вырвать» в столь непосредственной близости к «Королевской Шекспировской компании».
— О боже. Наверное, мне лучше отвести тебя в отель.
— Я могу пойти с ней, — предлагаю я.
— Серьезно? Хотя нет. Я не должна на это соглашаться. Ты должна увидеть «Гамлета».
— Да ничего страшного. Я ее доведу.
— Нет! Это моя обязанность. Я не могу взять и вот так вот ее на тебя переложить, — по ее худому лицу можно прочесть весь внутренний конфликт.
— Мисс Фоули, все нормально. Я «Гамлета» уже видела, да и отель тут в двух шагах, всего лишь через площадь перейти.
— Ты серьезно? Это так мило с твоей стороны. Ты не поверишь, но сколько лет я тут работаю, я еще ни разу не видела «Гамлета» Великого Барда в постановке «Королевской Шекспировской компании».
Мелани для пущей убедительности тихонько стонет. Я легонько пихаю ее локтем и улыбаюсь мисс Фоули.
