Много прошло времени с последнего раза. Я пригласил ее попробовать кое-какую мою стряпню (Рита, конечно, ангел, но готовит отвратительно). Помнится, я даже прямо ей сказал: поужинать, и только. Но хорошая еда (вот и прихвастнул мимоходом) — штука коварная. Красное вино — тем более. Греет не только желудок, но и сердце. Разглаживает морщины. Растапливает защитные сооружения.
Участливый начальник.
«Да нет, Джордж, ничего особенного. А ты? — Взяла бокал с вином обеими руками — ногти тоже были винно-красного цвета. — Просто то, что никого… Ну, ты понимаешь. Никого рядом».
2
Что-то случается. «Нашло», — так мы говорим.
«Скажите, миссис Нэш, а кто ваш муж по профессии?»
«Гинеколог».
Мысли, которые у меня возникли, конечно, остались при мне. Одна из них та, что это у меня впервые — гинекологи еще не попадались. По идее, должны быть верными мужьями. Своего рода гарантия. Только и делают, что осматривают женщин. Казалось бы, с них должно быть довольно. Но каково, интересно, быть замужем за гинекологом? За человеком, который каждый день осматривает других женщин?
«Понятно», — сказал я.
Но думаю, она прочла мои мысли. Женщины (взять, к примеру, Риту) читают мысли, лица быстрей мужчин. Гипотеза, урок моего ремесла. Может, женский закон такой есть. Гинекологический.
Я смотрел на ее лицо — карие глаза, — а она на меня, и была отчетливая мысль, что она читает мое лицо как книгу. И это не просто оборот речи. Я вот не читал лица как книги (я и книг-то не так уж много прочел), я читал их всего-навсего как лица.
Карие глаза. Необычный оттенок. Умная, подумал я, и не очень-то во мне уверена. Мои тупые «понятно, понятно». Сами эти мои каморки, узкая лестница, даром что окно на Бродвей. Впрочем, умная, но не слишком, и в себе уверена тоже не слишком — иначе не сидела бы здесь.
Потом, в один из моих четвергов, она сказала:
«Он не был гинекологом, когда мы познакомились, — остолоп. Он был просто… не очень прилежным студентом-медиком».
И засмеялась — правда засмеялась. Маленьким сухим смешочком. Оказалось, такое еще бывает. Я подумал: как в обычной жизни. Мы могли бы и не здесь находиться.
Еще позже она объяснила:
«Гинеколог — это из греческого. Буквально значит — бабник. Ха. Но он им не был. Кроме нее — никого. Я точно знаю».
По правде, она-то и научила меня выражать мысли, говорить обо всем этом, пользоваться словами. Чем не образование?
Он был гинеколог, она — преподаватель языков. Включая английский, разумеется.
«Понятно».
Солнце полого светило в окно моего кабинета, точь-в-точь как сегодня. Холод снаружи, слои нагретого воздуха внутри. Поверх стола между нами — солнечный барьер. Свет тронул ее колени, придавая им такой вид, словно им некуда спрятаться.
Не уверена во мне, подумал я, и может читать мои мысли — мои гинекологические.
Но если и правда могла, если читала, значит, прочла и ту, которая отдалась во мне маленьким сочувственным уколом. Что ей от этого еще хуже — больнее, стыднее. Все избитые шуточки и пошлые высказывания вылезли и теснятся вокруг, донимают ее. Каков гинеколог, а? Женский специалист…
Посмотрела на меня и почему-то улыбнулась. Улыбкой такой же беззащитной, как ее колени.
Переступаешь черту.
3
Цветочный только открылся. По полу цепочки серебристых блестящих капелек. Здесь, на другой стороне Бродвея, на первом этаже, солнце светит с тыла, через заднее окно, и молодая продавщица на мгновение становится силуэтом на световом полотне.
Если Рита смотрит (это предположение, не больше), если подошла к окну кабинета и глядит вниз, она приметила, как я перехожу улицу, и подтвердила себе: идет покупать цветы. Хотя именно Рита здесь постоянный покупатель, а не я. Сегодняшнюю продавщицу я раньше не видел. В первый раз это был явный, неприкрытый знак: цветы в новенькой вазе на моем рабочем столе.
Подарок, Джордж, — начни что-то сызнова. Еле заметно качнула бедрами.
Но она и себе купила — для «приемной» (ваза поменьше), — и я увидел запись в книге расходов, которую она начала вести как положено: «Цветы для офиса». Еженедельная статья. Уже, конечно, не в подарок — за мои деньги.
Одно из многих ее нововведений — часть обширного «плана переустройства», наряду с аккуратной бухгалтерией.
«Представительство, Джордж. Это имеет смысл. Когда видят вазу с цветами, чувствуют себя уверенней. Хорошо для бизнеса».
Истинная правда. И никаких неприятных запахов. И никаких сомнительных шуток. Ты мое представительство, Рита. Когда они видят тебя… Я не сказал этого ей. Истинная правда тем не менее.
Почему я сам об этом не подумал? Простенькая деталь. Ваза с цветами. Из «Джексона» — только улицу перейти. Помимо прочего, личный момент. Будьте к себе поласковей. Лучше питайтесь. Легче ко всему относитесь. Купите себе букет цветов.
Я раньше был полицейским. Не цветочная работа. Но у меня на памяти давний пример: фотоателье отца, а рядом — цветочный магазин. И папа был там постоянным покупателем.
Молодая продавщица вытирает руки о фартук. Ведра плотно набиты цветами. Кажется, что едва срезаны — как будто прямо тут, у них на задах, волшебный сад, которому нипочем ноябрьский мороз. Серый металл усеян холодными капельками.
Маленькие повседневные тайны. Как они оказываются в городе — все эти лилии посреди зимы? И более крупная тайна — впрочем, не такая уж тайна: почему цветочные магазины еще существуют? В наше-то время. Хотя бы этот, «Джексона»: я все жду и жду, что он исчезнет, как внезапно исчезают магазины, но он держится. И много таких по всему городу. Казалось бы, оно давно должно было отправиться на свалку — это дурацкое нежное побуждение пойти и купить цветы.
Между прочим, фамилия его была Роз — этого цветочника по соседству с моим отцом. Чарли Роз. Можно подумать, выбирать ему уже не приходилось: изволь соответствовать. Послушать его, вариантов и вправду не было: «Перебери все случаи, когда покупают цветы, и поймешь, что это самый ходовой товар». Чарли и Кэти Роз (а лучше бы ее звали, скажем, Гортензией).
«А сказать тебе, какой повод самый главный? Для чего они нужны прежде всего? Совесть. Вот для чего».
Почему, спрашивается, мы все не взялись торговать цветами? И, конечно, будь моя воля, я бы перевел «Джексона» не только на эту сторону улицы, но и прямо сюда, в это здание, на первый этаж. Вот было бы представительство! Они бы поднимались ко мне почти что через цветочный магазин.
Впрочем, и то, что есть, представляет интерес: «Центр загара». Прямо под моим кабинетом (хотя не скажу, что часто об этом думаю) лежат врастяжку голые женщины. Я сказал однажды Рите: «Слушай, попользуйся. Вниз на полчасика, потом обратно. За мой счет». Нет, не стала. Туда ходят молоденькие. Видимо, она думает, что в ее возрасте это только резче выделяет морщины.
