Глава IДопрос
В камере было темно. А ведь только что люди в ужасе теснились вокруг меня. Теперь я был один. Голова гудела. Руки и ноги болели. Солдаты выглядели такими безобидными. Они шли с нами в одной колонне и выкрикивали лозунги. Никому и в голову не пришло, что это провокаторы, – до той минуты, когда они вытащили спрятанные дубинки и бросились на нас. Большинство сразу бросились бежать. Кого-то затоптали насмерть, кого-то забили дубинками солдаты.
У меня не было причин спасаться бегством. Мы с Тимоном и Малхом вообще оказались там случайно. Не демонстрация была мне нужна. Мне был нужен Варавва, которого я заметил в самой гуще толпы. Я как раз собирался протиснуться к нему, когда началась давка, и все потонуло в хаосе криков, брани, свистков и топоте бегущих людей. Когда я пришел в себя, то был уже в тюрьме. Как и Тимон. Удалось ли Малху сбежать?
И вот теперь я сидел, скорчившись, в этой темноте. Все тело ломило. И не только побои и веревки причиняли боль. Руки и ноги сводило от мысли о насилии и унижении, которым я подвергся. И еще от страха, что эти унижения могут повториться, а я не в состоянии ничего предпринять.
Снаружи за стеной ходила стража. Шаги то удалялись, то приближались. Раздались голоса. Кто-то отпер, дверь. Меня, не развязывая, потащили на допрос – в одну из комнат резиденции римского префекта. Напротив меня сидел офицер. Писец вел протокол.
– Ты говоришь по-гречески? – был его первый вопрос.
– У нас все образованные люди говорят по-гречески, – ответил я.
У человека, который допрашивал меня, было тонкое породистое лицо. Взгляд ясных глаз словно видел тебя насквозь. При других обстоятельствах он мог бы даже вызвать у меня симпатию.
– Как тебя зовут?
– Андрей, сын Иоанна.
– Откуда ты родом?
– Из Сепфориса в Галилее.
– Занятие?
– Торговец фруктами и зерном.
Офицер помолчал, подождав, пока писец скрипучим пером запишет мои слова.
– Что тебе понадобилось в Иерусалиме? – продолжал он допрос.
– Я пришел сюда на праздник Пятидесятницы.
Он поднял взгляд и посмотрел мне прямо в глаза:
– Почему ты участвовал в демонстрации против Пилата?
– Я не участвовал в демонстрации. Я попал в колонну случайно.
Сказать ему, что я узнал в толпе одного старого знакомого? Нет, ни в коем случае! Варавва – убежденный враг римлян. Скорее всего, он давно находится в розыске. Нельзя, чтобы для них я был как-то связан с ним.
– Итак, ты утверждаешь, что не кричал вместе со всеми: «Не давать денег Пилату!»?
– Я даже не знаю, о каких деньгах речь, – солгал я.
Чиновник неприязненно усмехнулся. Любой из бывших тогда в Иерусалиме знал, что имелись в виду те самые деньги которые Пилат задумал взять из казны Храма. На них он собирался строить для Иерусалима новый водопровод.[1]
– Тебе следовало знать, что нужно держаться подальше от демонстрантов.
– Среди них не было людей с оружием. Митинг проходил мирно, пока не вмешались солдаты, – торопливо сказал я.
– Но демонстрация-то была антиримской. Это должно настораживать. Ты раньше никогда не участвовал в потасовках между евреями и неевреями? Мы с тобой не встречались?
– Что за потасовки?
– Я говорю о беспорядках в наших городах, во время которых молодые сорвиголовы, вроде тебя, кидаются друг на друга. Начинается с глупых выходок, а заканчивается резней на улицах, как в Кесарии![2]
– Мой родной город Сепфорис – спокойный. Большинство жителей – евреи, но мы все получили греческое воспитание.
– Ты говоришь. Сепфорис? А что, в Сепфорисе всегда было спокойно? А как же мятеж, вспыхнувший сразу после смерти Ирода? Ваш город оказался настоящим гнездом террористов![3]– обрушился он на меня, не ожидавшего такого поворота.
– Это неправда! Тридцать три года назад восстание против римлян и династии Иродов шло по всей Палестине. Не успели мы глазом моргнуть, как восставшие захватили наш город и силой заставили нас вступить в войну. Мы заплатили за это дорогую цену. Римский военачальник Квинтилий Вар послал против Сепфориса войска. Они захватили наш город, сожгли его, а людей кого убили, кого продали в рабство. Это была страшная трагедия для нашего города!