На всякий случай Сесилия добавила, что ещё она хочет коньки и санки…
На улице с начала декабря стояла морозная зимняя погода. Порой Сесилия совершенно самостоятельно выбиралась из постели и ковыляла к окну. Снег мягким одеялом укутывал заледеневшие окрестности. В саду на большой сосне папа зажёг рождественские фонарики. Он сделал это специально для неё. Обычно они зажигали фонарики на маленькой ёлочке перед входной дверью. Вдалеке, сквозь ветки сосны, она с трудом могла различить очертания горы Равнеколлен.
Никогда прежде пейзаж за окном не был таким чётким, как в эти предрождественские дни. Однажды Сесилия видела почтальона, он ехал на велосипеде, несмотря на то что на улице было почти десять градусов мороза, а дорога завалена рыхлым снегом. Сначала она улыбнулась. Она постучала в окно и помахала ему рукой. Почтальон посмотрел наверх и помахал ей в ответ обеими руками, и тут его велосипед опрокинулся в рыхлый снег. Как только он скрылся за амбаром, Сесилия забралась обратно в постель и заплакала. Казалось, что в почтальоне, едущем на велосипеде по заваленной снегом дороге, теперь заключается весь смысл жизни.
И ещё один раз, когда она стояла у окна, на глаза Сесилии навернулись слёзы. Ей так хотелось выбежать в зимнюю сказку! Перед дверью амбара прыгали взад-вперёд два снегиря, словно играли в какую-то хитрую игру. Сесилия рассмеялась. Как бы ей хотелось быть снегирём. А потом она почувствовала, как в уголках глаз появилась влага. Девочка вытерла слезу пальцем и нарисовала ею ангела на оконном стекле. Осознав, что нарисовала ангела своими собственными слезами, она снова засмеялась.
В чём же разница между слезами ангела и ангелом слёз?
Наверное, она задремала, потому что внезапно проснулась оттого, что в дом кто-то вошёл.
Они вернулись из церкви! Сесилия слышала, как они отряхивают с себя снег. Может, она услышит и звон колоколов?
— С Рождеством, мама!
— С Рождеством, мой мальчик!
— И тебя с Рождеством, Туне!
Дедушкин кашель:
— Да, здесь пахнет праздником!
— Возьми у него пальто, Лассе.
Сесилии казалось, что она их видит. Бабушка улыбнулась и поцеловала всех и каждого, мама сняла красный передник, пока целовалась с дедушкой, папа погладил Лассе по голове, дедушка закурил сигару….
Вот уж что Сесилия научилась делать в последнее время, так это видеть ушами.
Радостные разговоры на нижнем этаже внезапно прервались тихим шёпотом. И в следующий миг папа уже поднимался по лестнице. Он преодолел её за четыре или пять скачков.
— С Рождеством, Сесилия!
Он обнял её и осторожно прижал к себе. А потом вскочил и широко распахнул окно.
— Слышишь?
Она подняла голову с подушки и кивнула:
— Значит, пять часов.
Папа закрыл окно и сел на краешек кровати.
— Так я получу лыжи?
Сесилия спросила так, словно надеялась, что он ответит «нет». Тогда у неё снова появился бы повод разозлиться, а это всё-таки лучше, чем лежать и расстраиваться.
Папа приложил палец к губам.
— Никаких поблажек, Сесилия. Подожди и увидишь.
— Так значит, я их получу.
— Ты уверена, что не хочешь полежать на диване, пока мы будем обедать?
Сесилия покачала головой. Об этом они много раз говорили на протяжении последних дней. Лучше хорошенько отдохнуть перед вручением подарков. Всё равно она не могла есть рождественские блюда. Её бы просто вырвало.
— Но пусть все двери будут открыты.
— Обязательно!
— И говорите громко… и шумите за столом сильно-сильно!
— А как же!
— И после того как вы прочитаете о Рождестве в Библии, пусть бабушка поднимется ко мне и прочтёт мне тоже.
— Мы ведь уже договорились об этом.
Она провалилась в большую подушку.
— Дай мне, пожалуйста, плеер.
Папа подошёл к книжной полке и протянул ей кассету и плеер.
— Дальше я сама справлюсь.
Он поцеловал дочку в лоб.
— Больше всего мне хотелось бы посидеть с тобой, — прошептал он. — Но ведь есть и другие, ты же понимаешь. А остаток рождественских праздников я проведу здесь.
— Я же сказала, чтобы вы праздновали Рождество как обычно.
— Да, как обычно.
Он тихо вышел из комнаты.
Сесилия вставила в плеер кассету с рождественским альбомом эстрадной певицы Сиссель Киркебё. Вскоре её уши наполнились духом Рождества, лившимся с кассеты. Она сняла наушники, и вот — да, точно, они уселись за стол.
Евангелие читала мама. После того как она закончила, они спели «Тихая ночь, дивная ночь».
И бабушка начала подниматься по лестнице. Сесилия сама всё это спланировала.
— Вот и я, Сесилия!
— Тише! Ты должна только читать…
Бабушка уселась на венский стул у кровати и принялась читать:
— «Это случилось в те времена, когда римский император Август повелел сделать перепись населения по всей его земле…»
Когда она оторвала взгляд от Библии, в глазах у Сесилии стояли слёзы.
— Ты плачешь?
Девочка кивнула.
— Но это же не грустно…
Сесилия снова кивнула.
— «И вот вам знак: вы найдёте Младенца в пленах, лежащего в яслях…»
— Думаешь, это красиво?
Сесилия кивнула в третий раз.
— Мы плачем, когда чувствуем печаль, — сказала бабушка через некоторое время. — Но когда мы чувствуем красоту, мы тоже иной раз роняем слезу.
— Но ведь мы не хохочем, когда видим что-то некрасивое!
Бабушке пришлось задуматься.
— Мы смеёмся над клоунами, потому что они смешные. А иногда мы смеёмся оттого, что они некрасивые… Смотри-ка! Она скорчила страшную гримасу, и Сесилия не могла не засмеяться.
Бабушка продолжала:
— Может быть, мы грустим, когда видим что-нибудь красивое, потому что знаем, что оно не будет существовать вечно. И мы начинаем смеяться, когда видим что-нибудь некрасивое, потому что понимаем, что оно создано искусственно.
Сесилия внимательно посмотрела на неё. Бабушка была мудрейшим человеком в мире.
— Тебе пора вниз, к другим клоунам, — сказала девочка.
Бабушка поправила подушку Сесилии и погладила её по щеке.
— Я так жду, когда ты тоже спустишься вниз. Нам осталось только поесть…
Когда бабушка ушла вниз, Сесилия нащупала китайский дневник и фломастер. В первую очередь она написала:
