— «Бумага Лиона», слушаю вас.
— Алло, тетечка?
— Что случилось? — тут же спрашивает она.
Если две старшие дали позвонить младшей, значит, стряслось что-то нешуточное.
Отлично сыграно! Отлично!
Как она сразу всполошилась! Девочки в большой опасности. Спасибо тебе, командирша! Так даже лучше!
— На помощь! На помощь! «Он» пришел!
Малышка все-таки врубилась. Розыгрыш получается что надо. Браво! Браво!
— …
Щелк! На том конце вешается трубка.
— …
Почему же Анжела бросила трубку?
Что это с ней, с нашей тетей? Часто она так? Мы ей никогда не звонили.
— Нет! Нет! Тетечка? С первым апреля!
В трубке частые гудки, а наш рядовой в боевой стойке все еще шутит.
— Ох! Да заткнись же ты! Она ведь бросила трубку!
Командирша бледнеет.
— Повесила трубку?.. — еле выговаривает она.
— Да.
Плохо дело, кажется. Командирша-то у нас, оказывается, слабачка. Я даже встаю на всякий случай — вдруг еще в обморок хлопнется. Но, встав, обнаруживаю, что недооценила ее.
— Вот видишь, видишь! Все ты со своими шутками! Я же говорила — нельзя этого делать!
Моя старшая сестра здорово умеет управлять своей мимикой. Техника камуфляжа у нее доведена до совершенства. Она может в одну секунду изменить цвет лица. Чтобы напугать меня, на глазах позеленела, а теперь вот стала красной. Розыгрыш мой, считай, провалился. Посмеяться не вышло. Но на меня-то зачем так орать? Командирша хочет поднять меня на смех перед младшей? Ну, я ей покажу, морде четырехцветной!
Я тычу в нее пальцем, призывая младшую в свидетели.
— Ты только посмотри на нее! Кровяная колбаса!
Сработало! Младшая прыскает со смеху. Мы валимся на большую кровать и хохочем, дрыгая ногами.
Командирша обиделась. Так надулась, что вот-вот лопнет. Она идет к кровати и хватает младшую за плечи. Трясет ее как грушу. Во дает, командирша: так кричит, что брызги слюны летят младшей в лицо.
— Что она сказала?
— Она сказала: «Это кто? Это не Мисс Фуфыра мне звонит?»
Мисс Фуфыра — это последнее прозвище командирши в нашей семье. Потому что она в последнее время полюбила расфуфыриваться. И это прозвище ее злит страшно. Хуже, чем Ушки-на-макушке. Хуже, чем Энциклопудия. Хуже, чем Лисий Нос. Хуже, чем Рева-корова.
Довести ее до слез проще простого: достаточно назвать Мисс Фуфырой.
Ай да младшая, молодец! Вот теперь мы смеемся так смеемся! Просто корчимся от хохота.
Мне жарко. Я уже малиновая, я сейчас умру.
У командирши щеки аж дымятся.
— Прекрати! Идиотка! — холодно распоряжается она.
Это мне. Но меня не остановить. Сегодня первое апреля, я хотела посмеяться, и я смеюсь от души.
— Ха-ха-ха-ха-ха!
Командирша пытается отвоевать позиции.
— Что она сказала перед тем, как повесить трубку?
— Ничего.
От этого ответа командирша меняется в лице. Из строгого оно стало испуганным. Я могу смеяться целый день над чем угодно, хоть палец мне покажи, но когда у старшей сестры такое лицо, смеяться не хочется.
А младшая все дрыгает ногами на кровати.
Теперь уже я ее трясу. Смех и дрыганье тут же прекращаются. Я-то трясу куда сильней. Я не командую, я просто как дам — своих не узнаешь.
Поворачиваюсь к старшей сестре. Я ей больше не враг, я стала ее правой рукой.
— Когда она услышала «„Он“ пришел» — сразу бросила трубку.
До меня вдруг доходит, насколько идиотской была моя шутка. Хорошо еще, что мы не разыграли маму…
И что теперь делать? Кто как а я не знаю.
— Я ей перезвоню…
— Да, перезвони!
Старшая сестра идет к телефону и по пути фыркает на меня:
— Видишь! Все ты со своими глупостями…
Она права. Я делаю одни глупости. Надо сначала подумать, а я не думаю. Даже если меня предупреждают — все равно делаю. Не знаю почему. Такая я, и все.
Я опускаю голову. Сейчас она все исправит.
— Алло!..
— Добрый день, попросите, пожалуйста, мадам Анизо. Это ее племянница.
— Не беспокойтесь, она уже вышла.
— Да? Спасибо. До свидания.
Старшая сестра вешает трубку. Поворачивается ко мне. Вид у нее растерянный.
Она честно хотела меня выручить, но на этот раз не получилось.
— Уже вышла…
Старшая сестра больше не обижается на меня. Младшая тоже. Опять тебе нагорит — так они обе думают. В комнате дышать нечем от этих мыслей. Младшая сестра начинает реветь. Старшая ее утешает:
— Не плачь…
— Ей нагорит.
У меня уже ноет в животе. Ну и пусть меня огреют дубиной по башке! Еще посмотрим, что окажется крепче!
Я вскакиваю, уперев руки в бока.
— А мне плевать! Я не боюсь! С первым апреля! — скандирую я, как будто передо мной не две, а тысяча сестер.
В дверь звонят. Никто из нас не двигается с места. Звонок повторяется — долгий и настойчивый.
Я смотрю на сестер — их опять только две.
— Боюсь, — хнычет младшая.
— Тс-с-с-с.
Когда такие дела, лучше все-таки выйти, чем прятаться.
— Ая не боюсь.
Я иду к двери в конце коридора. Звонок умолк.
— Тс-с-с-с!
— Кто там?
— Это я, Анжела!
— Уже?
— Подожди, сейчас.
Я отпираю, и тетя вихрем врывается в квартиру. Захлопывает за собой дверь так, будто за ней кто-то гонится. Тяжело дышит. Она бежала, летела к нам на помощь. Я вижу, что ей страшно. Ее голос дрожит, когда она спрашивает:
— Где «Он»?
Я не знаю, что ответить.
И тут выходит старшая сестра.
— «Он» стучал в дверь. Мы не открыли. «Он» ушел.
Спасибо тебе, старушка. Я в долгу не останусь.
* * *
— Что ты делаешь?
Тьфу ты, я-то думала, никого нет. Быстро захлопываю дверцу маминого шкафа. Вот я и попалась.
— Что ты взяла?
Командирша буравит меня глазами — прямо тебе комиссар полиции.
Я рылась в мамином шкафу. Меня застукали. Сестры, старшая и младшая, вернулись из библиотеки. Они еще в пальто, с книгами, завернутыми в полиэтилен. Я не слышала, как они вошли.
